Жан Кавалье   ::   Сю Эжен Жозеф

Нечего больше притворяться, генерал! Вы будете менее сожалеть о любви графини, когда узнаете, что она не кто иное как... Туанон-Психея, первая Коломбина [46] Бургонского отеля и балетная танцовщица его величества.

Жан (хватая Табуро за горло и выхватывая кинжал). Адские бредни! Ты умрешь!

Табуро. Черт, а не человек. Психея, скажите же ему, кто вы такая.

Туанон. Если бы вы убили меня у своих ног, клянусь – Богом, клянусь отпущением своих грехов, он говорит правду. Я – Туанон-Психея.

Жан (закрыв лицо руками). О, срам!

Изабелла (к Психее, с жестокой насмешкой). Подлость, подлость! Твое признание стоит моего. Слушай же. Третьего дня я увидела, как Флорак вышел из лагеря в сопровождении двух камизаров. Он ехал в Ним с поручением от Кавалье к маршалу. Кавалье любил тебя, он отказывался от меня. Ему не приходило больше в голову отомстить за меня. Я должна была сама подумать об этом. Я пошла и отыскала Ефраима, святого человека, Божьего избранника. Он знал о преступлении Флорака. Я сказала ему, что этот человек безнаказанно возвращается к своим. Час спустя Ефраим, я и четыре других служителя Предвечного, мы ждали Флорака в ущелье. Он является, Ефраим его останавливает.

Туанон. О, Боже мой, Боже мой!

Изабелла. Слушай, камизары, сопровождавшие его, убежали в Ним. Один из них нес письмо, которое Кавалье написал маршалу.

Туанон (с отчаянием). Нет, нет, этого не могло быть!

Изабелла. Ты думаешь, что я лгу? Расскажу тебе все подробно. Была ночь, луна освещала скалы ущелья Дэз. Ефраим стоял с четырьмя из своих горцев: это был суд. Флорак был прикован к обломку скалы. Я обвиняла его, я стояла около него, я рассказала об его преступлении. Он не отпирался. Я потребовала его смерти. Ефраим и его горцы даровали мне ее. Они зарядили ружья. Ему дали четверть часа, чтобы оправиться и помолиться. Он снял с шеи этот медальон, попросил у меня прощения, призвал имя своей матери и умер, как подобает солдату, – храбро.

Туанон (растерянно). Не назвав меня?

Изабелла. Нет.

Туанон (с криком падает в объятья Табуро). Ах!..

Табуро. Воздуху, воздуху!

(Он помогает Психее сесть и на коленях около нее старается привести ее в чувство, потом бросается к окну, которое открывает. Бесчисленная толпа наполняет площадь ратуши. Два ряда солдат оттесняют народ с каждой стороны широкого прохода, который остается свободным перед окном. При свете факелов, несомых солдатами, виден Ефраим: его переносят на носилках в городскую тюрьму. Ишабод, в оковах, следует за ним).

Ефраим (бледный, умирающий, увидев Кавалье в окне, с усилием приподнимается на носилках и пытается кричать). Жан Кавалье – изменник! Иду обвинять тебя перед Господом. Я умираю. Будь проклят! (Он умирает).

Ишабод (приподнимается и вопит). Говорю тебе, дитя мое, он вступил в союз с убийцами своего брата, с убийцами своей сестры. Селеста и Габриэль убиты моавитянами. Будь проклят, изменник! (Шествие удаляется).

Отец. Мой сын, моя дочь! Что он говорит? (к Жану) Каин, что ты сделал со своим братом?

Жан. Горе мне! Я этого не знал!

Изабелла (к отцу). Увы! Разве вы этого не знали?

Отец. Селеста! Габриэль! Мой сын, моя дочь! Они умерли?

Изабелла. Умерли при Тревьесе, сраженные моавитянами одним и тем же ударом.

Жан. О, горе, горе!

Отец (после долгого, страшного молчания поднимает голову, его лицо орошено слезами, он торжественно опускается на колени и складывает руки, речь его набожна и усердна, как молитва). Господи, просвети меня, не покинь меня в эту ужасную минуту! Один перед судом своей совести я должен обвинять, я должен осудить, я должен нанести удар.

Изабелла. Нанести удар?

Жан. Пусть я умру! Жизнь мне ненавистна...

Отец (на коленях).