Жанна дАрк   ::   Твен Марк

И как он не мог понять такую простую вещь, что Жанна страдает и раздражается больше всего именно тогда, когда видит, что кто-либо другой должен пострадать? Получилось так, что он сам попался в расставленную им ловушку.

Не успел он закончить, как Жанна вспыхнула негодованием и, залившись слезами, разразилась страстной речью, которая удивила старика, но не удивила меня, так как я понимал, что своим неудачно выбранным доводом он взорвал бомбу.

— Ах, святой отец, как вы можете так говорить? Скажите, кому принадлежит Франция?

— Богу и королю.

— А не сатане?

— Что ты, дитя мое! Франция подвластна только всевышнему, и сатана не владеет даже пядью ее земли.

— В таком случае, кто же дал приют этим бедным созданиям? Бог. Кто покровительствовал им столько веков? Кто позволял им плясать и играть сотни лет, не находя в этом ничего плохого? Бог. А кто пошел вразрез с волей божьей, изгоняя их? Человек. Кто нарушил их безвредные занятия, дозволенные самим богом, и изгнал этих бедных крошек из жилища, которое дал им сам бог в своем милосердии и сострадании, посылая им дождь, росу и солнечный свет на протяжении пяти столетий? Это было их жилище, их собственный дом, данный им божьей милостью, и никто в мире не имел права отнять его у них. Они были самыми дорогими, самыми верными друзьями детей, оказывали им приятные, дружеские услуги за все эти пять долгих столетий и никогда не — причиняли им ни малейшего зла. В свою очередь, и дети любили их, а теперь горюют о них, и горе их безутешно. А что сделали дети, чтобы навлечь на себя такой жестокий удар? Вы говорите, бедные феи могли быть опасными для детей? Да, но они никогда такими не были, а что они могли быть опасными — это совсем не доказательство. Сродни нечистой силе? И что с того? Ведь и феи имеют свои права, а у детей тоже были свои права, и если бы не моя болезнь, то я бы заступилась за фей и за детей, остановила бы вашу руку и спасла их. А теперь… О, теперь все погибло! Все погибло, и ничему нельзя помочь!

Жанна выразила свое негодование по поводу того, что феям, как существам, близким к нечистой силе, закрыт путь к спасению и что их следует презирать и. ненавидеть. А ведь казалось бы, люди должны жалеть фей и делать все возможное, чтобы заставить их забыть горькую участь, уготованную им случайностью рождения, а не личной виной.

— Бедные крошки! — говорила она. — Если сердце человека способно жалеть христианское дитя, то почему бы ему не пожалеть и вас, детей дьявола, в тысячу раз более нуждающихся в этом?

Она отвернулась от священника Фронта и заплакала, зажав кулачками глаза и топая в гневе ногами. Затем она выбежала из дома и исчезла, прежде чем мы могли опомниться в этом потоке слов и водовороте страсти.

Отец Фронт, озадаченный и смущенный, наконец поднялся и долго стоял, потирая ладонью лоб; потом он повернулся и медленно побрел в свою маленькую рабочую комнату. Я слышал, как на ходу он смущенно бормотал:

— Ах, боже мой! Бедные деточки, бедные волшебницы! У всех нас есть свои права. Об этом я и не подумал. Прости меня, господи, согрешил я, несчастный!

Услыхав это, я еще раз убедился в правильности своей прежней догадки: он действительно сам попался в расставленную им ловушку. Да, именно так, вы видите это. Лично мне это придало столько смелости, что я даже возмечтал уличить его в чем-нибудь. Но, поразмыслив, я решил лучше не пробовать — не моего ума это дело.



Глава IV



Говоря обо всем этом, я вспоминаю множество случаев и происшествий, о которых тоже мог бы рассказать, но сейчас лучше умолчу. Мне гораздо приятнее рассказать нам о нашей мирной жизни в родном селе в то доброе старое время, особенно зимой. Летом мы, дети, с утра до вечера пасли стада на холмах, и нам мало оставалось времени для игр и проказ. Зато зимой наступало самое веселое, самое шумное время.