Желябугские выселки   ::   Солженицын Александр Исаевич

Он тут же набирает измерителем с точностью до метра по металлической косоразлинованной угломерной линейке - и на планшете с крупной голубой километровой сеткой откладывает икс и игрек для каждого звукопоста, исправляет прежние временные.

Теперь - заново соединяет точки постов прямыми, заново перпендикуляры к ним, а от них заново - ведёт лучи на цели. Начиная с 415й все цели теперь пошли на новую откладку.

По ленте центрального прибора для каждого звукоприёмника течёт своя чернильная прямая. Там, на посту, колыханье мембраны отдаётся здесь, на ленте, вздрогами записи. По разнице соответственных вздрогов у соседних приёмников и рассчитывается направленье луча на планшете. И в идеальных условиях, как ночью и в холодную сырость, эти три-четыре луча все сходятся в одну точку: то и есть - место вражеского орудия, диктуй его на наши огневые!

Но когда много звуковых помех да ещё эта, от зноя, отгибающая звук инверсия - то всё звуковое колебание расплывчато, искажено или слабо выражено, момент вздрога нечёткий, откуда считать? А не так угадаешь отсчёты - не так пойдут и лучи на планшете. И желанной точки - нету, растянулась в длинный треугольник. Ищи-свищи.

Кажется, так и сейчас. Ботнев нависает над Накапкиным, хмурится.

С Ботневым - тоже у нас немало за плечами. Шли, как обычно, на двух машинах. К назначенному месту не проехать иначе, как по этому просёлку на Белоусово. Но стоп: воткнут у дороги шестик с надписью: "Возможны мины". Да блекло и написано как-то. А на боковые дороги переезжать - далеко отводят, даже прочь. Э-э-эх, была не была, русский авось. На полуторке Пашанина - рву вперёд! Ногами давишь в пол - как бы удержать, чтоб мина не взметнулась, глазами сверлишь дорогу вперёд: вот не под этой кочкой? вот не в этой разрыхлёнке? Прокатили метров триста - слышим сзади взрыв. Остановились, выскочили, противотанковая пешему не опасна, смотрим назад: у ляховской машины сорвало правое колесо, крыло, но остальное цело, и Ляхов, и в кузове бойцы только Ботнев, с его стороны взорвалось, - тоже цел, но куда-то бежит, бежит по холмику вверх. И там очнулся в одичалом непонимании, полуконтуженный. (Но первая машина и дальше прошла, достигла места; остальное, что надо, донесли на руках.)

Не-ет, треугольник порядочный. Где-то, где-то там 415я, а не даётся. А она явно - ста-пятидесяти, и не одиночное орудие. И - дальше надо ловить, но и из записей, взятых, суметь же высосать. Утыкаюсь в ленты 415й.

По размытым началам - отсчётов не взять, но искать какой другой - пичок, изгиб? - и взять отсчёты по ним?

На местных тут, в подвале, мы даже не смотрим, иногда прикрикнем, чтоб не галдели. А вот мальчишка, лет десяти, опять к ступенькам пробирается.

- Ты куда?

- Смотреть. - Лицо решительное.

- А огневой налёт, знаешь такой? Не успеешь оглянуться - осколком тебя продырявит. В каком ты классе?

- Ни в каком, - втянул воздух носом.

- А почему?

Война - нечего и объяснять, пустой вопрос. Но мальчик хмуро объясняет:

- Когда немцы пришли - я все свои учебники в землю закопал. - Отчаянное лицо. - И не хочу при них учиться.

И видно: как ненавидит их.

- И все два года так?

Шморгнул:

- Теперь выкопаю.

Чуть отвернулись от него - а он по полу, на четвереньках, под столиком вычислителя пролез - и выскочил в свою деревню.

Меня - к телефону. Помощник начальника штаба бригады нетерпеливо:

- Какая цель от Золотарёва бьёт, дайте цель!

Да я же её и ищу, дайте подумать. Мне бы легче - ткнуть иглой в планшет, они десяток снарядов сбросят и успокоятся. А при новом обстреле сказать - это, мол, новая цель. Но не буду ж я так.

Который раз объясняю ему про помехи, про самолёты, про инверсию. Потерпите, работаем.

А меня - к другому телефону. Из 3го дивизиона, начальник штаба. Тот же вопрос и с тем же нетерпением.

Этого, капитана Лавриненку, я хорошо узнал. Хитрый хохол. Один раз зовёт пристреливать: кладём первый снаряд, корректируйте.