Женщины   ::   Буковски Чарльз

Глендолина не имела ни представления о времени, ни малейшего понятия о том, что, быть может, помешала нам. Она все говорила и говорила.

– Послушайте, – сказал я наконец, – когда вы уйдете?

И тут начался сестринский спектакль. Они заговорили между собой.

Обе стояли, размахивая руками друг у друга перед носом. Голоса набирали пронзительности. Они грозили друг другу физическими увечьями. Напоследок – когда уже замаячил конец света – Глендолина совершила гигантский изгиб торсом, выбросилась в дверной проем сквозь оглушительно хлопнувшую летнюю дверь – и пропала из виду. Но мы по-прежнему слышали ее, заведенную и стенавшую, до самой ее квартиры в глубине двора.

Мы с Лидией вернулись в обеденный уголок и сели. Она взялась за инструмент. Ее глаза заглянули в мои.



3

Однажды утром, несколько дней спустя, я вошел к Лидии во двор, когда сама она появилась из переулка. Она сидела у своей подруги Тины, жившей в многоквартирном доме на углу. Выглядела она в то утро электрически, почти как в первый раз, когда пришла ко мне с апельсином.

– Уууу, – сказала она, – у тебя новая рубашка!

Так оно и было. Я купил себе рубашку, потому что думал о ней, о том, как увижу ее. Я знал, что она это знает и посмеивается надо мною, но не возражал.

Лидия отперла дверь, и мы зашли внутрь. Глина сидела в центре стола в обеденном уголке под влажной тряпкой. Она стянула ткань.

– Что скажешь?

Лидия меня не пощадила. И шрамы были, и нос алкаша, и обезьянья пасть, и сощуренные до щелочек глаза – и тупая довольная ухмылка тоже была на месте, ухмылка счастливца, смешного, ощутившего свою удачу и еще не понявшего, за что. Ей 30, мне – за 50. Наплевать.

– Да, – сказал я, – здорово ты меня. Мне нравится. Но похоже, ты ее почти закончила. Мне будет тоскливо, когда ты все сделаешь. У нас с тобой было несколько великолепных дней и утр.

– Это помешало твоей работе?

– Нет, я пишу, только когда стемнеет. Днем никогда не могу писать.

Лидия взяла свой отделочный инструмент и посмотрела на меня:

– Не волнуйся. Мне еще много. Я хочу, чтобы на этот раз все получилось, как надо.

В первом перерыве она достала из холодильника пинту виски.

– А-а, – сказал я.

– Сколько? – спросила она, показывая на высокий стакан для воды.

– Напополам.

Она смешала, и я сразу же выпил.

– Я слыхала о тебе, – сказала она.

– Что, например?

– Как ты скидываешь мужиков со своего парадного крыльца. И бьешь своих женщин.

– Бью своих женщин?

– Да, мне кто-то говорил.

Я схватил Лидию, и мы провалились в самый долгий поцелуй за всё это время. Я прижал ее к краю раковины и начал тереться об нее членом.

Она оттолкнула меня, но я снова поймал ее на середине кухни.

Рука Лидии схватила мою и втолкнула ее за пояс джинсов в трусики. Кончиком пальца я нащупал маковку ее пизды. Она была влажной. Продолжая целовать ее, я пробирался пальцем поглубже. Потом вытащил руку, оторвался от нее, дотянулся до пинты и налил еще. Снова сел за кухонный столик, а Лидия обогнула его с другой стороны, тоже села и посмотрела на меня. Затем опять начала работать с глиной. Я медленно тянул виски.

– Слушай, – сказал я. – Я знаю, в чем твоя трагедия.

– Что?

– Я знаю, в чем твоя трагедия.

– Что ты имеешь в виду?

– Ладно, – ответил я. – Забудь.

– Я хочу знать.

– Я не хочу оскорблять твои чувства.

– Но я хочу знать, о чем это ты, к чертовой матери.

– Ладно, если нальешь еще, скажу.

– Хорошо. – Лидия взяла пустой стакан и налила половину виски и половину воды. Я снова все выпил.

– Ну? – спросила она.

– Черт, да ты сама знаешь.

– Что знаю?

– У тебя большая пизда.

– Что?

– Это не редкость. У тебя двое детей.

Лидия сидела, молча ковыряя глину. Затем отложила инструмент.

Отошла в угол кухни рядом с черным ходом. Я смотрел, как она наклоняется и стаскивает сапоги.