Жизнь собачья   ::   Наседкин Николай

- ещё чего! Я вам русским языком сказала: мне этот пёс не нужен. Забрали - забирайте. Спать мешает, - выбросите на улицу. Только мне спать не мешайте - у меня завтра работы невпроворот.

В цепочный узкий проём я разглядел, что хозяйка красовалась в прозрачной ночной сорочке. Сквозь розовую паутину ткани просвечивал ало рдеющий сосок... Чёрт бы её побрал с её алыми сосками и всем остальным стерва крашеная!

Я ухватил грубо пса за ошейник и поволок по лестнице. Он, упираясь, катился на твёрдых лапах, как на водных лыжах. Я вытащил прискуливающего Принтера, не желающего становиться Кузьмой, на волю, за дверь подъезда. Пускай ночь помучается, а завтра что-нибудь придумаем. Утро вечера завсегда мудренее. Только вот - снять ли ошейник?.. Нет, лучше оставить, а то примут за бродячего барбоса, отловят на живодёрню.

Дома, в тихом уюте, наскоро приласкав-ободрив всё ещё колючего Фирса Иваныча, я укутался поплотнее в одеяло и начал медитировать: спать...спать...спать...

Из-за окна, издалека-издалека, глухо доносился беспрерывный вой.

Спать! спать! спать!..

6

Наутро я первым делом, сам ещё не позавтракав и проигнорировав мявканье кота, выудил всё мясо из супа, завернул в клочок целлофана и выскочил во двор. Принтер сидел на газоне под ивой. При виде меня он нехотя шевельнул хвостом, привстал. Я подсунул ему под нос мясные кости. Пёс обнюхал их, прихватил одну клыками, подержал в пасти и положил.

- Эх, пёс ты пёс! Что же с тобой делать, а? Гибнешь ни за понюх табаку, животина ты разнесчастная.

Да-а-а, Принтеру - если бы он только мог по-настоящему мыслить, оставалось только самому смертоубиться.

Я поднялся домой, нашёл в справочнике телефон ветлечебницы...

Полина Яковлевна - это сразу бросалось в глаза - уже терпеть меня не могла. Она меня ненавидела, видно, потуже, чем своего бывшего пса.

- Ну - чего - вам - ещё - от - меня - надо?!

- Понимаете ли, вашего Принтера придётся усыпить - иного выхода нет. Я узнал: надо двадцать пять тысяч.

- Что-о-о? И вы хотите сказать: я должна выложить эти денежки?

- Ну не я же! Собака всё-таки ваша. Вы только дайте деньги: я сам отвезу - вам никаких хлопот.

- Всё! - отрезала Полина Яковлевна. - Отстаньте от меня! Никаких денег я не дам - я не миллионерша.

И она захлопнула дверь. Минуты две ещё, задавливая гнев, стоял я перед чёрным дерматином и до боли сжимал кулаки. Так хотелось садануть пинком, вышибить дверную коробку, сказать вонючей этой бабе пару ласковых...

Дома я созвал военный совет.

- Ну, что, Фирс Иваныч, делать будем? Жить Кузьма у нас не хочет и не будет. На улице он погибнет, а прежде настрадается-натерпится всего... Увы, и, увы, один лишь выход - а?

- Мр-р-р! Мр-р-р! Мр-р-р!..

Кот мой со мной согласен. Мы с ним отлично понимаем друг друга.

- Ну, что ж, придётся от "мотоциклетных" денег отщипнуть. Так мы никогда и не накопим с тобой на "ижак".

Я разыскал сберегательную книжку, попил наспех кофе, подпитал и кота: развёл ему сгущёнки, отрезал кубик сыра, сдобрил его из пипетки парой капель витаминного раствора. Потом оделся, прихватил зонт - собиралась, судя по всему, гроза - и вышел. Принтер так и сидел под ивой, тоскливо посматривал на серый свет.

Сняв деньги с книжки, я заскочил ещё в два-три места по делам, съездил на другой край города в разведку, - где же расположена эта ветеринарная больница, переждал грянувший-таки потоп в кафеюшнике. Вернулся я домой далеко после обеда.

Пса под деревом не было.

Что такое? Где же он? Я сходил к соседним подъездам вправо и влево, окинул взглядом двор - Принтер исчез. Первая мысль: ну, слава Богу, опомнилась Полина Яковлевна, очеловечилась. А может, кто другой собаку взял? Ведь видно сразу: не бродячая, с ошейником.