Знамение   ::   Хенриксен Вера

И когда я снова пришел в себя, я стоял на коленях, держа в руке вытянутое из тела короля копье, и рука моя была здорова.

— И теперь ты веришь в христианство? — спросила Сигрид.

— А что мне еще остается?

— Что сказал Энунд?

— Сначала он торжественно поблагодарил Бога. Но потом почесал в затылке и сказал, что все это следует обдумать.

Сигрид ничего не сказала.

— Один человек сказал, что видел короля Олава живым после битвы, — продолжал Турир. — Во всяком случае, тела его на месте не оказалось. И мне пришла в голову мысль, что он ожил. Что ты думаешь по этому поводу?

Сигрид медлила с ответом. «Всему есть свои границы», — подумала она. Она не могла поверить, что Турир смеялся над ней, тем не менее, она была в ярости.

— Думаю, что вы все рехнулись, — сказала она. — Сначала Кальв говорит о том, что многие приняли обычное ненастье за знамение…

— Не думаю, что это было обычное ненастье, — перебил ее Турир.

— Могу уверить тебя в том, что здесь лил дождь как из ведра.

— Неужели? — удивленно произнес Турир.

— А ты говоришь о каком-то знамении! Я скажу тебе вот что: я думаю, что Бьёрн Конюший ударил тебя топором по голове, а не по плечу, как сказал Кальв.

— Показать тебе след удара на плече?

— То, что у тебя остался след удара на плече, не значит, что он не ударил тебя по голове.

Турир рассмеялся.

— Думай, что хочешь! — сказал он.

Турир отправился на север, и Сигрид очень не хватало его. Они больше не говорили о его знамении, но он был в таком приподнятом настроении, в каком Сигрид не видела его со времени смерти Раннвейг.

Перед тем, как он уехал, она сказала ему, что он теперь не нуждается в серебряном молоточке, который она однажды дала ему. Она освободила его от обещания постоянно носить его при себе.

Но он улыбнулся и ответил, что она ошибается, думая, что он вернет ей молоточек обратно. Он говорил о нем с Энундом, и тот обещал выковать из него крест.

Сыновья Арни остались в Эгга надолго, хотя было ясно, что ни Финну и ни Торбергу это не нравится. Им не терпелось отправиться домой, хотя Арни предстояло остаться здесь надолго, как полагала Сигрид, перевязывая его раны.

Сигрид полюбила их всех, и к своему удивлению даже Финна. Он не стал более мягок в выражениях, но словесные перепалки между ним и Сигрид уже не были такими злобными. В конце концов оба они перестали воспринимать все это всерьез.

Однажды она спросила у него, почему он испытывал такую привязанность к королю Олаву. Ей хотелось побольше узнать о короле.

— Лучше него короля нет…

— Я уже слышала об этом, — перебила она его. — И я не согласна с тобой. Он отнял у меня мужа и двоих сыновей, а также сына моего брата.

— Разве тот муж, который теперь есть у тебя, недостаточно хорош для тебя? — вспылил он.

— Вот уж не думала, что ты беспокоишься о том, как я отношусь к Кальву! Ведь ты советовал королю убить его, когда он предлагал королю мир!

— Одно дело, если я поливаю его грязью… — Финн осекся. — Известно ли тебе, что подразумевал Кальв под миром? — спросил он.

— Думаю, что он подразумевал под этим именно мир, — сказала Сигрид. — Я была так зла на него, когда он отправлялся на восток, что готова была выцарапать ему глаза.

— Тогда я ему не поверил, — сказал Финн. — И даже сейчас я сомневаюсь в его намерениях.

— Ты просто не доверяешь людям. Вот также ты не мог поверить, что Эльвир был христианином.

— Он не был христианином!

— Он похоронен возле церкви в Мэрине по приказу короля Олава, — сказала Сигрид. — Если ты мне не веришь, спроси священника Энунда.

Некоторое время Финн молчал.

— Думаю, что Эльвир обманул короля, сказав, что он христианин, — наконец произнес он.

— Что он от этого выигрывал?

— Он рассчитывал на то, что король позволит тебе и твоим сыновьям сохранить его владения и собственность.