2008   ::   Доренко Сергей

Это не обязательно правда, не подтверждается пока, но на фоне происходящего вызывает неприятное ощущение.

— Игорь, ты же в Анголе работал. Там вот готтентоты ловят ящериц пальцами ног, ты рассказывал раньше, давно еще. Они как пальцы делают? Жменькой будто бы или между первым и вторым пальцами ящерицу захватывают?

Сечин стал вспоминать. Он никогда не говорил с Путиным о готтентотах. Он о готтентотах знал, поговорить о них мог бы, если бы пришлось, но с Путиным точно ни разу не говорил об этом. Но думать над чудом самореализации непроизнесенных диалогов было некогда, да и не любил Игорь Иванович мистики.

— Они ее, Владимир Владимирович, теперь, я думаю, никак не ловят. Жрут тушенку гуманитарную. Лафа теперь ящерицам. Живи — не хочу.

— Ветер какой там сейчас?

— Да в Луанде как-то с моря все время дует, знаете ли, западный… Кажется. Я не помню уже. У нас? Извините, я как-то перенесся мысленно. Извините. У нас сейчас — западный, северо-западный. Крепчает. Я проведать вас хотел. Как вы тут?

— Надо бы сказать, чтобы овсянку больше на молоке не варили. У меня от их порошкового молока несварение, газы, пучит. Пусть на воде делают, ты распорядись, Игорь, хорошо?

— Хорошо. Вам поменять комнату надо, Владимир Владимирович. Тут система подачи воздуха ненадежная, на этом уровне. Ниже есть еще помещения, мы проверили, там система подачи воздуха лучше. В случае ядерного заражения находиться тут будет небезопасно. Давайте я провожу вас.

Оба встали.

Путин собрал аккуратненько полотенечко, стакан с зубной щеткой и пастой, влез ногами в тапочки и посмотрел на Сечина.

Тот спросил:

— Вы когда с Бушем говорили, Владимир Владимирович, кто присутствовал? Телефонистка говорит, двое мужчин еще заходили. С бородкой — китаист, похоже, а худой и высокий — доктор этот, что ли?

Путин поднял брови — лицо, судя по мимике, вспоминало, а в голове при этом подобающих процессов не наблюдалось. Сечин махнул рукой, мол, плевать, и так все известно. Шли недолго, потом лестница сварная, стальная, потом коридор окончательно обшарпанный — простая старинная побелка на стенах была ободрана, будто носили тут железные ящики, натыкаясь на стены. Дверь потом стальная. Сечин пропустил Путина внутрь. Это и не очень на комнату было похоже — зал, ангар, что угодно. Склад, наконец. Справа у двери стояло несколько огромных генераторов — без кожухов и отчасти разобранных. Потом долго тянулись вдаль стеллажи с синими кислородными баллонами. А слева у стены стояла железная солдатская кровать с одеялом армейским.

— Секундочку, Владимир Владимирович, — сказал Сечин, развернулся и вышел. Ключ долго вращался в замке. Четыре полуоборота Путин отчетливо услышал. Он внимательно слушать начал, потому что свет в помещении было чень слабым, далеким. Пришлось ориентироваться с помощью слуха.

Потом, через минут десять всего, в помещение втолкнули доктора Сапелко и китаиста Мелянюка. Доктор ворчал, а китаист нет — пошел сразу на разведку вдоль стены склада и нашел консервы в одном углу. Кран с водой нашел и воду в больших алюминиевых жбанах из-под молока. Померял потом пустое место перед кроватью путинской и очень остался доволен: места для цигун вполне хватало. Потом спросил:

— А в какую сторону тут юг?

— А в какую сам установишь быть югу, в ту юг и будет, — по-даосски разрешил Путин.

Вот бы и с ветром так — начнет дуть южный, а мы решим, что он северный, и точка. И быть посему. Но тогда, по правде сказать, ведь и Обнинск вместе с ветром будет решительно перенесен на север президентской волей. Нехорошо. Надо бы отделить ветер от Обнинска. Вот задача.