On Generalities   ::   Набоков Владимир Владимирович

---------------------------------------------

Набоков Владимир

On Generalities



Владимир Набоков

On Generalities1

Есть очень соблазнительный и очень вредный демон; демон обобщений. Мысль человеческую он пленяет тем, что всякое явленье отмечает ярлычком, аккуратно складывает его рядом с другим, также тщательно завернутым и нумерованным явленьем. Через него такая зыбкая область человеческого знанья, как история, превращается в чистенькую контору, где в папках спят столько-то войн и столько-то революций - и с полным комфортом мы оглядываем минувшие века. Этот демон - любитель таких слов, как "идея", "теченье", "влиянье", "период", "эпоха". В кабинете историка демон этот сочетает, сводит к одному, задним числом явленья, влиянья, теченья прошлых веков. Этот демон вносит с собой ужасающую тоску, - сознанье - вполне ошибочное, впрочем, - что, как ни играй, как ни дерись человечество, оно следует по неумолимому маршруту. Этого демона нужно бояться. Он - обманщик. Он коммивояжер в веках, подающий нам прейскурант истории. И самое страшное, быть может, случается тогда, когда этот соблазн вполне комфортабельных обобщений овладевает нами при созерцании не тех прошлых, израсходованных времен, а того времени, в котором мы живем. Пускай дух обобщенья в своем стремленьи к удобству мышленья окрестил длинный ряд ничем неповинных лет названьем "средневековья". Это еще простительно; это, может быть, спасло современных школьников от худших бед. Пускай лет через пятьсот - двадцатый век, плюс еще несколько веков, тоже, в свою очередь, попадут в папку с каким-нибудь затейливым ярлычком - например "второе средневековье". Это нас не касается, хотя и занятно помечтать о том двадцатом веке, который представится воображенью профессора истории лет через пятьсот, - и о том гомерическом хохоте, который стал бы нас разбирать, если мы бы заглянули в будущие учебники. Но вот спрашивается - неужто и мы обязаны непременно как-нибудь назвать наш век - и не сыграют ли эти наши попытки прескверную шутку с нами, - когда в толстых книжках они пойдут разжигать фантазию грядущих мудрецов?

Один такой мудрец, проницательный историк, однажды трудился над описаньем какой-то древней войны, когда вдруг до слуха его донесся шум с улицы. Толпа разнимала двух дерущихся людей. И вот, ни самый вид драки, ни выражения драчунов, ни объясненья публики не могли дать любопытному историку точную картину того, что именно произошло. Он задумался над тем, что вот невозможно разобраться в случайной уличной драке, которой он сам был свидетелем, перечел описанье древней войны, над которым трудился, и понял, как голословны, как случайны все его глубокомысленные рассуждения об этой древней войне.2 Скажем себе раз навсегда, что история, как точная наука, это так, для удобства, "для простого народу", как говаривал музейный сторож, показывая два черепа одного и того же преступника - в молодости и в старости. Если всякий человеческий день череда случайностей - и в этом его божественность и сила, - то тем более и человеческая история только случай. Можно сочетать эти случаи, вязать из них аккуратный букет периодов и идей, - но при этом пропадает благоуханность прошлого, - и мы уже видим не то, что было, а то, что мы хотим видеть. Случайно у полководца острое расстройство желудка - и вот долгая династия королей сменяется династией соседних властителей. Случайно захотелось беспокойному чудаку переплыть океан, - и вот меняется торговля, обогащается приморская страна. Зачем же нам в самом деле уподобляться тем парадоксальным врагам азарта, которые у зеленого стола в Монте-Карло годами высчитывают, сколько ударов выпадет на красное, сколько на черное, дабы найти верную систему? Системы нет. Рулетка истории не знает законов.