mASIAfucker   ::   Стогоff Илья

Немного позже я познакомился с парнем, который рассказывал, что сейчас он и сам… в смысле, теперь-то он врубается… а раньше они с ребятами этих… которые Родину позорят… просто так не отпускали… и один раз, взяв за руки – за ноги, бросили пидораса с платформы под поезд где-то во Всеволожске… потому что пацаны так себя не ведут и бранзулетки бабьи в ухах не носят.

3



Найт-лайфа в нынешнем виде тогда, разумеется, еще не существовало. После полуночи пойти было некуда. Круглосуточные гастрономы уже были ликвидированы, клубы еще не появились. Досматривай телевизор и вешайся.

Правда, существовали диско-бары… дальние предки найт-клабов… тупиковая ветвь эволюции… неандертальцы клубного движения.

В Петербурге их было около двух дюжин. Один, «Ровесник», он же «Белая Лошадь», – на Правом берегу Невы. Еще один, маленький, недорогой, под названием «Сонеты», – рядом с Домом кино. Но самые лучшие диско-бары города располагались вокруг станции метро «Ломоносовская».

Модная молодежь подтягивалась к метро часов в шесть. Девушки были одеты в бледно-зеленые (вариант – бледно-розовые) раздувающиеся на попах бриджики. Молодые люди носили сразу по две клетчатые фланелевые рубашки, надевая их одну поверх другой. Выглядели и те, и другие по-дурацки, но такая уж тем летом была мода.

От «Ломоносовской» можно было пешком дойти сразу до нескольких дансингов. Большинство модников посещало заведение, называвшееся «Вена».

Когда-то «Вена» была пивбаром на втором этаже стеклянного торгового центра. Потом превратилась в диско. Правда, с прежних времен здесь сохранилась липкая барная стойка и «Бастурма по-венски» в меню.

Вход на мероприятие стоил рубль. Это было недорого. По пути от метро до заведения нужно было всего пять раз попросить у прохожих двадцать копеек. Аборигены давно смирились с повадками приезжающих в их район модников. Стоило подойти поближе и открыть рот, как они сами тянулись за кошельками. Пожилым людям было не жалко мелочи для веселой молодежи. В те годы отношение к деньгам вообще было немного другим.

Дискотека начиналась в семь вечера, а заканчивалась к десяти. Исключение делалось только для одной ночи в году: для пасхальной ночи. Советская власть считала, что танцы все-таки лучше, чем Крестный ход. Накануне Пасхи в диско-бар приходили мужчины в райкомовских костюмах и с каменными подбородками. Они беседовали с директором, и по результатам беседы танцы затягивались до полуночи.

Зал в дансинге был длинный, как туннель. На противоположной от входа стене зажигались и гасли буквы «Невские Звезды». Туалеты были облицованы светлым кафелем. Засохшие сгустки крови смотрелись на нем особенно ярко.

Сама вечеринка начиналась с того, что в абсолютной темноте звучал вальс «На прекрасном голубом Дунае» и из-под сцены выползали клубы горячего пара… а потом сквозь пар пробивался ярко-красный свет и Шуберт превращался в «Duran-Duran»… а когда глаза привыкали к свету, вы видели, что перед пультом диск-жокея танцуют, встав в несколько параллельных рядов, девушки… очень красивые… и танцуют они тоже красиво… но не дай вам Бог было вообразить, будто красивыми танцами девушки собираются очаровать лично вас… в этом случае светлый кафель туалета становился еще пестрее.

Бородатый диск-жокей не просто менял магнитофонные бобины – он делал шоу. Его коньком было рассказывать особые диско-сказки. Выглядело это приблизительно так:

– Жила-была Красная Шапочка. Не то чтобы она очень любила красный цвет, но голубой она любила еще меньше. В общем-то, Шапочка была довольно деревенской девицей. (Дальше звучал хит популярной команды «Village Peoples».) Как-то Шапочка пошла в лес. Выйдя на полянку, она увидела там нескольких симпатичных пареньков и сказала: «О! Мальчики!» (Дальше звучала песня певицы Сабрины «Boys, boys, boys!».) А потом Шапочка наткнулась на двух негодяев: барона Дэ Ретгерата и герцога Дэ Била…

Ну и так далее.

Когда танцы заканчивались, можно было пойти домой, но вместо этого я ехал на Адмиралтейскую набережную.