Человек неведомый: Толтекский путь усиления осознания   ::   Ксендзюк Алексей Петрович

Как происходит превращение hото sapiens в толтекского мага? Этот порог преодолим, но процесс перехода неоднозначен и описать его трудно. Казалось бы, все у нас перед носом — магия на кончиках пальцев, намерение в голове (я выражаюсь условно), не-делание и остановка внутреннего диалога — упражнения, описанные подробно и безусловно воспроизводимые. Почему же проходят годы и даже десятилетия, почему мы безрезультатно пытаемся прорваться в Непостижимое и не обретаем ничего, кроме сомнительных полуснов-полувидений?

Здесь скрывается Тайна. Выражаясь языком академическим, мы отталкиваемся от разума и сотворенного им описания — мы проникаем в Иное, но не желаем принимать его. Мы не способны просто признать, что человек — в первую очередь, существо за пределами Разума. Это — Человек Неведомый (следуя академической традиции, назовем его Ното Abscопditus, т. е. не просто неведомый, но и "сокрытый" от самого себя).

"Неведомость" человека — это, с одной стороны, вполне естественное состояние познания (ведь нет ничего в мире, что можно было бы назвать окончательно познанным), с другой же — это первичная Тайна Проявления. И мы могли бы проигнорировать эту Тайну, если бы она не касалась нас самих.

Человек неведомый — он разный. Он может полагать себя Сапиенсом, "общественным животным", "ментальным существом", в котором таится Искра Божия или, скажем, Супраментальная Сила. За обилием слов (иногда выспренних, иногда сухих и отрезвляющих) мы находим первооснову, которая по определению не имеет имени.

Когда Кастанеда в "Колесе времени" подытоживал все, что наговорили ему мексиканские шаманы во главе с доном Хуаном, он, как ни старался, не смог уйти от европейских параллелей. Он даже упомянул об "одушевленных" и "неодушевленных" органических существах. Великая Тайна свелась к тривиальности, а для тех, кто не вполне освоился в толтекском способе описания мира, появился еще один повод для путаницы и бесконечных споров.

Ведь мы (в отличие от мудрых толтеков) привыкли сражаться вокруг слов — и никакие увещевания лингвистов и семантиков прошлого века не сделали нас умнее. Мы, как и столетия тому назад, путаем карту и территорию.

Когда философски образованный читатель узнает, что "эманации наделены осознанием", он вполне удовлетворяется этой идеей — поскольку мы испытываем радость узнавания такой древней концепции, как гилозоизм. ("Понимание есть апперцепция стереотипа как такового", а всякая известная нам концепция не что иное, как стереотип.) Даже критикам Кастанеды гилозоизм кажется уместным и вполне допустимым. С этого, полагают антропологи, начиналось древнее осмысление бытия — "все сущее наделено жизнью". И прагматический толтекский разум, отталкиваясь от древнейшей посылки, может прийти к одному (неприятному для всякой религии) выводу: разница между человеком и животным — в количестве осознания или в его (осознания) структуре.

Конечно, шаманы, не страдающие толтекским позитивизмом, часто мыслили прямо наоборот — наделяли все сущее душами и этим превращали мыслимый космос в какой-то невообразимый фейерверк. Такой подход известен из классической антропологии и также нам понятен — у дерева есть душа, у всякой былинки есть душа, у крокодила и длинноногой птицы ибис, безмерно уважаемой египтянами, — тоже есть душа! Все путалось в этом неразделимом хороводе — камни и скалы имели души, не говоря уж об истуканах, сработанных древними мастерами. Вот он, примитивный анимизм, прародитель многобожия, с таким усердием порицаемого нынешним духовенством! Над ним успели вдоволь покуражиться и атеисты, и христиане, и иудеи. Каждый нашел для этого веские доводы.