Заговор дилетантов   ::   Хорватова Елена

Слушаюсь. Слушаюсь. Полностью согласен с вами. Я все передам.

У меня на мгновение мелькнула короткая мысль — странно, что он говорит с Крюднером по-русски, если даже пишбарышне отдает распоряжения по-немецки. В других обстоятельствах я подумала бы, что управляющий играет на зрителя, желая, чтобы визитеры непременно уловили суть его телефонной беседы с хозяином. Но сейчас ведь в этом не было особого смысла.

— Господин Крюднер согласился принять вас, — торжественно объявил управляющий. — Только прошу вас подождать, господа. В настоящее время у хозяина важная деловая беседа с адвокатом.

Ну что ж, раз так, значит, ранение Крюднера не отличается особой тяжестью — человек, сраженный недугом, не решает важных вопросов с адвокатом, в крайнем случае — с нотариусом, которому диктует последнюю волю, но на это не похоже…

Наше ожидание тянулось бесконечно долго. Прибыли мы с Михаилом в контору в сумерках, а потом за окном стемнело, зажглись фонари, унылый осенний дождь застучал по окнам… Накрахмаленная барышня закончила работу, зачехлила «ундервуд», накинула плащ и ушла.

Наконец, когда я уже стала терять всякую надежду, нас пригласили пройти к господину Крюднеру.

Управляющий провел нас из конторы во внутренний двор, по усыпанной гравием дорожке мы пошли куда-то в глубь обнесенного высоким забором участка и вскоре увидели просторное здание, незатейливая архитектура которого напоминала небольшую провинциальную тюрьму, включая все необходимые аксессуары, вплоть до решеток на окнах.

Впрочем, раз в лаборатории проводятся опыты с взрывчатыми веществами, может статься, — решетки и запоры отнюдь не лишняя мера предосторожности, случайные люди не должны иметь никакого доступа к взрывчатке…

— Здесь находятся лаборатории и мастерские, — пояснил управляющий, — а также кабинет хозяина. Прошу вас, входите.

Внутренние интерьеры здания со стенами, выкрашенными унылой темно-синей краской, напоминали тюрьму не меньше, чем его фасад. Малоприятное местечко! К тому же воздух был насыщен ароматом керосина и каких-то сложных химикалиев, не добавлявших помещению уюта.

Управляющий попросил нас подняться на второй этаж, где находился кабинет господина Крюднера. Мы пошли наверх по крутой металлической лестнице, противно грохотавшей под ногами. В узкий коридор второго этажа выходило несколько дверей, одна из которых вела в кабинет хозяина.

Кабинет был, пожалуй, единственным помещением, претендующим на некоторое изящество, впрочем из-за скудного освещения детали интерьера рассмотреть было невозможно. Электрическая люстра под потолком не горела, а единственная керосиновая лампа, стоявшая на боковом столике, не способна была полностью разогнать тьму, хотя и вносила свою скромную лепту в общее керосиновое благоухание.

Массивный письменный стол из темного дуба, кожаные кресла, гравюры со смутно различимыми сюжетами на стенах (кажется, изображались на них какие-то рыцарские турниры) и уходящие во мглу ряды книжных полок — вот и все, что мне удалось рассмотреть.

Во всяком случае, ничего порочащего хозяина в убранстве кабинета мной замечено не было.

Управляющий предложил нам присесть. Вскоре в дверях появился довольно стройный человек, чье лицо украшали разнообразные пластыри и марлевые повязки, а глаза прятались за стеклами темных очков. Компанию ему составлял вездесущий адвокат Штюрмер, который сухо кивнул нам с Михаилом, потом отступил к стене и застыл, словно античный барельеф.

— Добрый вечер, — поздоровался незнакомец в темных очках, говоривший с сильным немецким акцентом. — Я Франц Крюднер. Герман доложил мне, что у вас важное дело, господа. Я весь внимание.

Я решила сразу же перейти к делу.