Мессия. Том 1   ::   Раджниш Бхагаван Шри

Не мысль я оставляю после себя, а сердце, умягченное голодом и жаждой».

Халиль Джебран... само имя приносит столько восторга и радости, что невозможно представить другое, сравнимое с ним. При звуке его имени колокольчики начинают звучать в сердце, и сердце не принадлежит этому миру. Халиль Джебран — это чистая музыка, тайна такая, что одна лишь поэзия может изредка уловить ее — но лишь изредка.

Вы выбрали самого любимого человека этой прекрасной земли. Позади столетия, были великие люди — но Халиль Джебран сам по себе категория. Я не могу представить, чтобы даже в будущем возможен был еще один человек такого глубокого проникновения в человеческое сердце, в неведомое, что окружает нас.

Он совершил нечто невозможное. Он сумел принести в человеческий язык, по крайней мере, несколько фрагментов неведомого. Он возвысил человеческий язык и человеческое сознание как никогда и никто другой. Как будто все мистики, все поэты, все творческие души благодаря Халилю Джебрану взялись за руки и слились.

Хотя он чрезвычайно преуспел в воздействии на людей, он все же чувствует, что это не вся истина, а только проблеск. Но увидеть проблеск истины — это и есть начало паломничества, ведущего вас к окончательному, абсолютному, к всеобщему.

Еще один замечательный человек, Клауди Брегдон, сказал о Халиле Джебране прекрасные слова. Он говорит: «Его сила пришла из какого-то огромного хранилища духовной жизни — иначе она не могла бы быть столь всеобщей и могущественной. Но величие и красота языка, в который он облекает ее, — это его чистая заслуга».

Я всегда любил это утверждение Брегдона, хотя и не согласен с ним.

Не нужно соглашаться с прекрасным цветком; не нужно соглашаться с небом, полным звезд, — можно только ценить их. Я делаю четкое различие между согласием и высокой оценкой, — а человек цивилизован, если он может различить. Если он не умеет различать, он все еще живет в первобытном, нецивилизованном состоянии сознания.

Я согласен в том смысле, что все сказанное Брегдоном прекрасно; отсюда моя высокая оценка. Но я не могу согласиться, поскольку все, о чем он говорит, просто догадки. Это не его собственное переживание.

Вы заметили? — он говорит: «Его сила пришла из какого-то огромного хранилища духовности, духовной жизни, иначе она не могла бы быть столь всеобщей и могущественной».

Это рационально, логично, но не имеет корней в переживании. Он чувствует, как что-то за пределами понимания ума приходит через Халиля Джебрана, но он не уверен. И он не может быть уверенным, ведь это не его опыт. Он чрезвычайно впечатлен прекрасным языком: каждое слово — само по себе поэзия. Но сам он не осознает это огромное хранилище духовности. Сам он не испробовал его. Он любил Халиля Джебрана, но он не жил им.

У меня ситуация совершенно другая. Поэтому некоторые вещи мне хотелось бы сказать вам прежде, чем давать комментарии на изречения Халиля Джебрана.

Первое: он великий поэт, быть может, величайший из когда-либо рожденных на Земле — но он не мистик; а различие между поэтом и мистиком огромно. Поэт время от времени обнаруживает себя в том же пространстве, что и мистик. В такие редкие мгновения розы сыплются на него. В таких редких случаях он почти Гаутама Будда — но помните, я говорю: почти.

Эти редкие мгновения приходят и уходят. Он не хозяин тех редких мгновений. Они приходят подобно ветерку и аромату, и со временем вы осознаете — они ушли.

Гениальность поэта в том, что он схватывает те мгновения и облекает их в слова. Такие мгновения приходят и в вашу жизнь тоже. Это свободные дары сущего — или, другими словами, проблески, побуждающие вас к поиску, к достижению момента, когда это пространство станет вашей истинной жизнью, вашей кровью, вашими костями, вашим костным мозгом.