Замыслил я побег   ::   Поляков Юрий

---------------------------------------------

Поляков Юрий

Замыслил я побег



Юрий Поляков

"Замыслил я побег..."

Часто думал я об этом ужасном семейственном романе...

А. С. Пушкин

1

- О чем ты все время думаешь?

- Я?

- Ты!

- А ты о чем?

- Я - о тебе!

- И я - о тебе... - Башмаков поцеловал Вету и вздохнул про себя: "Бедный ребенок, она еще верит в то, что лежащие в одной постели мужчина и женщина могут объяснить друг другу, о чем они на самом деле думают!"

- А почему ты вздыхаешь?

- Поживешь с мое...

- Я обиделась! - сообщила она, нахмурив темные, почти сросшиеся на переносице брови.

- Из-за чего? - превозмогая равнодушие, огорчился он.

- Из-за того! До меня ты не жил... Не жил! Ты готовился к встрече со мной. Понимаешь? Ты должен это понимать!

Свою правоту она тут же начала страстно доказывать, а он терпеливо отвечал на ее старательную пылкость, чувствуя себя при этом опрокинутым на спину поседелым сфинксом, на котором буйно торжествует ненасытная юность.

- Да, да... Сейчас... Сейчас! - болезненно зажмурившись, в беспамятстве шептала Вета и безошибочным движением смуглой руки поправляла длинные спутанные волосы. Эта безошибочность во время буйного любовного обморока Башмакова немного раздражала, но зато ему нравилось, когда Вета внезапно распахивала антрацитовые глаза - и слепой взгляд ее устремлялся в пустоту, туда, откуда вот-вот должна была ударить молния моментального счастья... Девушка открыла глаза. Но совсем не так, как ему нравилось: взгляд был испуган и растерян. Горячее, трепещущее, уже готовое принять в себя молнию тело вдруг сжалось и остыло. Мгновенно. Башмаков даже почувствовал внезапный холод, сокровенно перетекающий в его тело, будто в сообщающийся сосуд. "Наверное, так же чувствуют себя сиамские близнецы, когда ссорятся, предположил он. - Сейчас спросит про Катю..."

Вета склонилась над ним и прижалась горячим, влажным лбом к его лбу. Ее глаза слились в одно черное, искрящееся око:

- А ты не обманываешь?

- Ты мне не веришь?!

- Тебе верю, но есть еще и она.

- Ты же знаешь, мы спим в разных комнатах.

- Правда?

- Врать не обучены! - оскорбился он, думая о том, как все-таки юная наивность украшает мир.

- Но ведь она...

- Катю это давно не волнует.

- Ее! - Вета обиженно выпрямилась.

- Ладно, ее это давно уже не волнует, - согласился Башмаков, морщась от боли.

- Наверное, лет через двадцать меня это тоже волновать не будет. А ты станешь стареньким, седеньким, с палочкой... Я тебе буду давать разные лекарства.

- Знаешь, какие старички бывают? О-го-го!

- Тогда и меня э т о тоже будет волновать. Я тебя замучу, и ты умрешь в постели!

- Люди обычно и умирают в постели.

- Нет, люди умирают в кровати, а ты умрешь в постели. Со мной!

- Возможно, - кивнул Башмаков и заложил руки за голову.

- Тебе со мной хорошо?

- Мне очень хорошо.

- Очень или очень-очень?

Башмаков подумал о том, что достаточно увидеть мужчину и женщину наедине, чтобы понять, кто из двоих любит сильнее или кто из двоих вообще любит. Тот, кто любит, всегда участливо склоняется над тем, кто лежит заложив руки за голову.

- Очень или очень-очень? - повторила Вета свой вопрос.

- Очень-очень.

- Между прочим, ты понравился папе!

- В каком смысле?

- Во всех. Он хочет, чтобы мы с тобой обязательно обвенчались!

- Если папа хочет, значит, обвенчаемся...

- Ты будешь ей что-нибудь объяснять? - спросила Вета, высвобождая Башмакова и ложась рядом.

- Наверное, нет. Просто соберусь и уйду.

- А если она спросит?

- Отвечу, что просто люблю другую.

- А если она спросит, кого?

- Не спросит.

- Я бы тоже не спросила. Из гордости.

- Она не спросит из усталости.

- Боже! Как можно устать...