Образы добра и зла   ::   Бубер Мартин

Это познание, единственный результат магического вкушения плода, о котором нам сообщают, нельзя достаточно объяснить, исходя из отношений полов, хотя вне этого оно и немыслимо. Конечно, раньше они не стыдились друг друга, а теперь стыдятся не только друг друга, но оба стыдятся Бога (3:10), ибо, подавленные познанием противопоставленности, они ощущают естественное для их состояния отсутствие одежды как нечто злое или дурное или скорее как то и другое одновременно и именно тем самым превращают его в таковое; в противоположность же этому они ищут, желают и создают одежду как хорошее. Люди стыдятся быть такими, каковы они есть, потому, что "познают" свое бытие в его противопоставленности некоему предполагаемому долженствующему бытию; однако теперь оно стало действительно чем-то вызывающим стыд. Очевидно, что быть одетым или неодетым, даже если речь идет о мужчине и женщине, само по себе не имеет ничего общего с добром и злом. Соотнесенность этих состояний с добром и злом создается только человеческим "познанием" противопоставленности. В этом жалком воздействии великой магии "стать подобным Богу" проглядывает ирония рассказчика, как ирония, возникшая из большого страдания за человека.

Но разве Бог сам не подтверждает, что предсказание змея свершилось? Подтверждает, но и самое значительное Его высказывание: человек "стал как один из Нас, зная добро и зло" - сохраняет ироническую диалектику всего рассказа, которая, и здесь это наиболее заметно, идет не от свободно возникшего намерения рассказчика, а вызвана самой темой, полностью соответствующей страданию за человека на этой стадии его развития. Вследствие того, что человек стал принадлежать к тем, кто познает добро и зло, Бог не хочет допустить, чтобы он вкусил от древа жизни и "стал жить вечно". Данный мотив рассказчик, быть может, заимствовал из древнего мифа о зависти и мести богов; в этом случае он получил в такой рецепции совершенно иной, отличающийся от первоначального смысл. Опасение, что человек может уподобиться небожителям, здесь выражено быть не может; мы ведь видели, какую земную окраску имеет это "познание добра и зла" человеком. Выражение "как один из Нас" может здесь носить лишь характер иронической диалектики.

5 * Фактически (лат.). - Примеч. пер.

Однако это - ирония "божественного состояния"(6). Бог, вдохнувший жизнь в человека, созданного им из праха, поместивший его в саду, орошаемом четырьмя реками, и подаривший ему спутницу, хотел и впредь руководить им. Он хотел защитить его от латентной противопоставленности существованию. Однако человек, подчинившись демонии, которую рассказчик передает нам как сотканную из игры и грез, нарушил волю Божию и ушел из-под его опеки и, не зная толком, что он делает, этим своим не реализованным в знании деянием привел латентную противопоставленность к прорыву в самом опасном пункте - пункте величайшей близости Бога к миру. С той поры он обременен противопоставленностью не как необходимостью грешить - об этом, о "первородном грехе", здесь речь не идет, - но как постоянно повторяющейся редукцией к состоянию "нет" и его безнадежной перспективе; он все время будет видеть себя "нагим" и искать листья смоковницы, чтобы сплести из них опоясание. Эта ситуация превратилась бы в совершенный демонизм, если бы ей не был положен предел. Чтобы легкомысленное создание не сорвало, не ведая, что творит, плод и другого дерева и не обрекло бы себя на вечное мученье, Бог запрещает ему возвращаться в рай, откуда он его в наказание изгнал. Для человека как "живой души" (2:7) смерть, ставшая ему известной, есть угрожающий предел; для него, замученного противопоставленностью существа, она может стать гаванью, знание о которой целительно.

Этому строгому благодеянию предшествует предсказывающее изречение.