После Кастанеды: дальнейшее исследование   ::   Ксендзюк Алексей Петрович

Но если наркотическую зависимость распознать легко, то здесь дела обстоят хуже — чаще всего мы проживаем жизнь, так и не догадавшись о своей болезни. Полностью погрузившись в упоительные и разрушительные иллюзии, мы создаем фантом полноценной жизни, с одной стороны, и строим самодостаточную систему, заключающую в себе стагнацию и гибель, — с другой.

Когда дело доходит до фундаментальных целей и ценностей, созданных социумом, все мы оказываемся бесконечно наивными.

Если у вас мало денег, вы полагаете, что обретете счастье и гармонию, когда заведете солидный счет в столь же солидном банке. Если у вас достаточно денег, но нет любимой (любимого), вы наивно полагаете, что именно здесь — источник всех ваших проблем. Если же у вас есть и деньги, и любовь, вы начинаете томиться, потому что считаете, что не достигли необходимого уровня самореализации — включаются такие фантомы, как признание, популярность, слава. Потом (если вы добились и этого) вы вдруг вспоминаете, что нестерпимо нуждаетесь в друзьях, которые неизвестно куда подевались за это время; потом (как правило, не удовлетворившись дружбой) вы вспоминаете о душе и… умираете, преисполнившись отчаянной надеждой на то, что есть Бог, который все простит, примет ваше раскаяние и подарит наконец то желанное, несбывшееся и даже не сформулированное словами, что, возможно, и окажется Раем. Для христианской цивилизации это — главная и все вытесняющая мечта.

Китайцы и индусы в этом отношении немного мудрее. Их мудрецы тысячелетиями копались в себе и нашли, что даже здесь, в этой высшей мечте христианина, мы не находим окончательного удовлетворения. Отчаяние переросло в нигилизм. Умиротворяющая Пустота заменила Бога, Абсолют, Вселенский Разум и Вселенскую Любовь. И это логично: если ничто в Мире не приносит удовлетворения, лучше всего устранить сам Мир — пусть торжествует Несказанное и Неоформленное, пусть отсутствие ценностей станет непоколебимой Ценностью. И главное — пусть отсутствие Я станет наилучшим состоянием для самого Я. Это легко сделать, если Я объявить иллюзией. Таким образом буддизм (в своем абсолютном выражении оформивший себя как учение дзэн) довел поиск человеческого тоналя до логического конца — то есть до самоуничтожения.

В конце концов человеческая душа обнаружила три способа жить в Мире — во-первых, забыть свое фундаментальное стремление к трансформации, во-вторых, поверить в окончательное разрешение своих проблем после смерти физического тела и, наконец, отказаться от всего и слиться со вселенской Пустотой (причем сюда относится не только буддистская Шуньята, но и индуистский Брахман, а в конечном итоге — даже Дао, если не учитывать самых диалектичных и умеренных толкований этого концепта трезвомыслящими даосами).

Ориенталисты, наверное, не согласятся с этим заявлением и начнут объяснять, что Брахман (тем более, Дао) — вовсе не Пустота. Однако я в данном случае говорю не о философском, а о психологическом смысле данных концепций. С психологической же точки зрения (для восприятия, переживания субъекта), Шуньята ничем не отличается от Брахмана, Пустота от Абсолюта, Слияние от Растворения.

Сторонники четкой терминологии, знатоки метафизики будут возмущены до предела — ибо мыслят о фиктивных сущностях и пытаются описать то, что принципиально описанию не подлежит. Ими движет страх и надежда. Они следуют тончайшим и наиболее изысканным способам скрыть от сознания реальное положение дел. В своем тайнике они хранят сомнительную (и потому никогда специально не формулируемую) аксиому: с некой частью нашего существа (например, душой) после смерти тела произойдет чудо, и мы никогда больше не будем страдать (в раю, в Нирване, в Сат-Чит-Ананде).