Соль, потерявшая силу   ::   Бежицын А

Даже единственный город нынешней России, действительно заслуживающий этого названия хотя бы с архитектурной точки зрения, - Санкт-Петербург. Остальные - бездарные скопления бездарных строений.

Дело Петра началось еще в 1473 г., когда рухнул в Кремле воздвигавшийся народными умельцами Успенский собор и пришлось выписывать Аристотеля Фиорованти, который и воздвиг эту православную святыню, уничтожив всю предыдущую работу. Так что Петру предшествовало многое и многие. И дело его - сугубо христианское, не случайно В.С. Соловьев говаривал, что "Вопреки всякой видимости реформа Петра Великого имела в сущности, глубоко христианский характер..." /11/.

У нее были какие-то свои внутренние предпосылки, она опиралась на какую-то смутную память о домонгольской Руси, когда та была хоть и периферией, но Запада, а мертвящее влияние Византии еще не сказалось в полной мере. Об этом, полагают некоторые наши мыслители, свидетельствуют наши выдающиеся и скорые успехи: "...поразительна та легкость, - писал Г.П. Федотов, - с которой русские скифы усваивали чуждое им просвещение. Усваивали не только пассивно, но и активно-творчески. На Петра немедленно ответили Ломоносовым, на Расстрелли - Захаровым, Воронихиным; через полтораста лет после петровского переворота - срок небольшой - блестящим развитием русской науки... Это само по себе показывает, что между Россией и Западом было известное сродство, иначе чужая стихия искалечила бы и погубила национальную жизнь. Уродств и деформаций было немало. Но из галлицизмов XVIII в. вырос Пушкин, из варварства 60-х годов - Толстой, Мусоргский, Ключевский. Значит, за ориентализмом московского типа лежали нетронутыми древние пласты киевско-новгородской Руси, и в них легко и свободно совершался обмен духовных веществ с христианским Западом" /12/.

Мало того, были у нас мыслители, которые считали, что тяга к Западу и западнические настроения как раз вещь очень понятная и очень русская, а вот построения вроде славянофильских - явное немецкое влияние. "Кто станет отрицать, - писал В.В. Розанов, - что во многих наших западниках, оставшихся таковыми до конца, более жил ясный и спокойный дух нашего народа; и кто не заметит, напротив, некоторой сумрачности в складе чувств и глубокого теоретизма в складе ума наших славянофилов?" /13/. А Д. Мережковский писал о Петре, что "Он вовсе не хотел, как думают славянофилы, отказаться от своего для чужого, а наоборот, чужое хотел сделать своим, выправить главный вывих народа" /14/.

Сам Петр говорил: "Я имею дело не с людьми, а с животными, которых хочу переделать в людей". (Иван Грозный изрекал до него нечто сходное: "Аз есмь зверь, но над зверьми и царствую".) Для лучших умов России последствия реформ Петра виделись как в конечном счете благотворные. "Уничтожение смертной казни при Елизавете, отмена пыток при Екатерине II, упразднение крепостного права при Александре II - вот крупные плоды того христианского направления, которое дал русской политике "антихрист" Петр" /15/. И еще Соловьев: "Если Бог хотел спасти Россию и мог это сделать только через свободную деятельностью человека, то Петр Великий был несомненно таким человеком" /16/.

Только Россия послепетровской эпохи может что-то предъявить миру, только она оправдывает нашу страну. Все наши достижения во всем - в искусствах, науках, даже в военной мощи, даже в богословии - из этой эпохи. Все наши гении - оттуда, оттуда и сейчас исходит (тускнеющий?) свет, который хоть как-то освещает и нашу сегодняшнюю жизнь. Были русские люди, для которых Европа не была чужой и которые были в ней на равных. И только они создали все сокровища нашей культуры. Они - а не те, кто мнит себя "подлинными русскими", "подлинными православными", "нетронутыми Европой". У нас кто не тронут Европой, тот тронут Азией, и наш гений живописи, И.Е. Репин, был совершенно прав, когда писал в письме К.