Завещание Колумба   ::   Вайнеры Братья

Пустил из крана холодную воду и долго пил жадными глотками, будто израсходованная в телекинезе энергия иссушила, меня до костей, а водопроводная труба надо мной гудела в это время низко и печально, как фагот.

Потом включил электроплиту, насыпал в турку коричневый крошащийся порошок кофе, плеснул воды, поставил на конфорку и уселся на табурет - в полном безмыслии, законченном безмолвии чувств, - я просто ждал, когда сварится кофе, и тупо обитал в своем противном настроении.

Скрипнула дверь, и появилась Галя, со сна пухло - розовая и примятая складочками, как зефир.

- Кто это тебя поднял ни свет ни заря? - спросила она.

- Дочь моего приятеля.

- А, что хотела?

- Сообщить, что он умер...

- Ой - ей - ей! Какое несчастье! - готовно огорчилась Галя

Она всегда была готова вместе со мной огорчиться или порадоваться. Галя готовила себя в спутницы моей жизни, и по ее представлениям спутница жизни должна всегда жить в эмоциональном резонансе со своим избранником. Время от времени она в безличных оборотах сообщала мне, что все несостоявшиеся или распавшиеся браки были нежизнеспособны из-за неумения или нежелания людей сопереживать друг другу, а Галя это умела. За нас двоих.

- Какое несчастье - повторила Галя на полтона спокойнее и на октаву печальнее, не обнаружив ответа на свою реакцию сопереживания. Она мне хотела морально помочь, она была готова искренне огорчиться по поводу смерти неведомого ей моего приятеля, но из-за просоночной зефирной пухлости она мне была неприятна.

- Вы вместе работали? - озабоченно спросила Галя.

- Нет. Он был моим учителем.

- Учителем? - удивилась Галя. - Ты дружил со своим учителем?

- Да, я дружил со своим учителем. Тебя это удивляет?

- Нет вообще-то я могу себе это представить, но это так редко случается.

- Наверное. Да и люди такие как Коростылев редко случаются.

- И вы с ним регулярно общались?

- Нет нерегулярно. Несколько лет назад он уехал из Москвы.

- Почему?

- Это мне тебе объяснить трудно.

- Почему же трудно? Я, что - такая непонятливая? - постепенно раздражаясь и утрачивая готовность к сопереживанию поинтересовалась Галя.

- Нет, ты понятливая, но Коростылева ты не знала. Он мне сказал: я хочу жить в маленьком Рузаеве, и работать там, и знать всех, чтобы каждый вечер, когда я выхожу на прогулку, со мной поздоровалась вся улица...

- Странная амбиция...

- Это не амбиция - ты просто Коростылева не знала.

- Он, что - был чудак?

- Может быть, это и называется - чудак. Мудрый, веселый старик...

- А она тебе не сказала, от чего он умер?

- От инфаркта, - сказал я, и в памяти резко - толчком - вдруг всплыл раздерганный треском и расстоянием голос Ларисы. "...его убили..."

Как это - убили? За что? Каким образом? Он же умер от инфаркта.

"Приезжай... если можешь, приезжай обязательно..."

Убили? что за чепуха? Коростылев - большой старый ребенок. Детей не убивают, но дети, к счастью, не умирают от инфаркта. Как можно убить инфарктом?

- Бедный Тихонов, - сказала Галя и погладила меня по голове. От ее руки пахло кремом "Нивея", который я ненавижу. И не люблю, когда меня гладят по голове, я весь напрягаюсь изнутри, и по спине у меня ползут мурашки. Какая-то ужасная форма добровольного рабства - я не могу собраться с духом и сказать Гале, что мне не нужно ее сопереживание, что я ничего не могу дать взамен ее любви, преданности, готовности понимать меня и стряпать для меня, что я от всей души желаю ей счастья, но как-нибудь отдельно от меня.

Как объяснить ей, что мы очень разные люди? И я не могу заплатить всей жизнью за то, что она меня когда-то полюбила. Надо бы ей сказать, что нельзя требовать за свою любовь такой большой платы, но мне даже не приходит в голову, как начать такой разговор, ведь он наверняка требует какого-то сильного повода, грубой ссоры, скандала, а вот так - ни с того, ни с сего сказать: "Давайте, подруга, разойдемся!" - язык не поворачивается.