Вариации на тему Песни Песней (эссе о любви)   ::   Яннарас Христос

Непримиримо.

Противоборство любви и смерти. Не всегда осознанное — если не всегда неосознанное. Неосознанное стремление к обладанию, узурпации, не-пользованию Другого. Другой должен быть предметом моей собственной индивидуалистической потребности в наслаждении, страховке и самоутверждении: в таком случае смерть победила любовь. Я пребываю заблокированным в эгоцентрической замкнутости, в лишенном связи и цели выживании. Жизнь — изумление от вневременности и безмерности связи — уклоняется от меня.

Полноту жизни, достигаемую в любви, «признак» присутствия полноты мы называем красотой. Осязаемое начало стремления к красоте является «признаком» полноты, впрочем, никогда с ней не отождествляясь. Называется красотой оттого, что ее всегда призывают. Призывом — обращением к связи и со-сущию, которые обещает «избыток» жизни — красота призывается к желанному жизненному общению, к преодолению смерти.

Красота возлюбленного, возлюбленная красота, призыв жизни, самый главный призыв. И сзади за призывом стоит природа — насмешливая гримаса смерти. Жаждем красоты с неутолимой жаждой природы, инстинкта, напора. Природа руководствуется необходимостью подчинить жизнь своему собственному порядку.

«Субъект» естества и ее бытийная реальность, наш индивидуум. Эфемерный носитель устремленности к увековечению себя. Любовь подчиняется этой безудержной устремленности, оказывается фрагментальной жаждой индивидуального наслаждения, психологическим дополнением к индивидуалистическому довольству. Оставаясь при этом всегда призывом жизни. Попавшим в ловушку смерти.

Фрейдовское соединение любви и смерти не является ни произвольной выдумкой, ни поэтической метафорой. На уровне естества смерть захватывает в ловушку. При этом любовь не перестает противоборствовать смерти.

Фрейдовская связь помогла нам увидеть в любви призыв жизни, а не просто стремление к удовольствию. Первый опыт любви — связь ребенка с телом матери. Связь через прикосновение к материнскому телу, первое для младенца ощущение реального объекта. Связь изначально жизненная, поскольку связывается в ощущении ребенка с источником пищи — возможностью жить.

Прикосновение и лишение материнского тела: диалектика жизни и гибели, всего и ничего. Когда ребенок принимает пищу из тела матери, он имеет вес, имеет непосредственность связи, которая есть жизнь. И наоборот, плач и голода является воплем отчаяния, которое издает бытие, чувствуя, что теряется. Теряет прикосновение к жизни, вопиет от вкуса лишенности связи, вкуса ничто. Связь с матерью является любовной, потому что является жизненной. Принятие пищи, возможность жизни, полнота силы связи. К этой силе, в конце концов, направлена всякая любовь.

Жизненная связь с пред-лежащим миром. Прикосновение к телу, которое составляет жизнь и отвергает смерть, дарует все, и предотвращает ничто. Оно является силой жизни и не ограничивается только удовольствием от пищи — любовный опыт младенца не заканчивается этим. Если бы телесное удовольствие не сопровождалось любовной полнотой материнского присутствия (в слове, ласке, любом жесте нежности, заботы), связь тогда гарантировала бы выживание — не жизнь. Ребенок бы тогда никогда не вошел в мир людей, в мир языка и символов, субъектной самотожественности и имен.

Отправная точка желания, пища, первоначальный «признак» жажды жизни — до и от красоты. То, что называется «признаком», является радикально первичным проявлением логоса, зовом — призывом, который направлен желанием. Жизненная связь с пред-лежащим миром, принятие пищи есть логосная связь. Она является логосной потому, что пища «значит» нечто большее, чем нужда в насыщении.