Песнь о Гаявате   ::   Лонгфелло Генри

Он открыл мне в том виденье

И грядущее — все тайны

Дней, от нас еще далеких.

Видел я густые рати

Неизвестных нам народов,

Надвигавшихся на Запад,

Переполнивших все страны.

Разны были их наречья,

Но одно в них билось сердце,

И кипела неустанно

Их веселая работа:

Топоры в лесах звенели,

Города в лугах дымились,

На реках и на озерах

Плыли с молнией и громом

Окрыленные пироги.

А потом уже иное

Предо мной прошло виденье, -

Смутно, словно за туманом:

Видел я, что гибнут наши

Племена в борьбе кровавой,

Восставая друг на друга,

Позабыв мои советы;

Видел с грустью их остатки,

Отступавшие на Запад,

Убегавшие в смятенье,

Как рассеянные тучи,

Как сухие листья в бурю!"



ЭПИЛОГ

На прибрежье Гитчи-Гюми,

Светлых вод Большого Моря,

Тихим, ясным летним утром

Гайавата в ожиданье

У дверей стоял вигвама.

Воздух полон был прохлады,

Вся земля дышала счастьем,

А над нею, в блеске солнца,

На закат, к соседней роще,

Золотистыми роями

Пролетали пчелы, Амо,

Пели в ярком блеске солнца.

Ясно глубь небес сияла,

Тихо было Гитчи-Гюми;

У прибрежья прыгал Нама,

Искрясь в брызгах, в блеске солнца;

На прибрежье лес зеленый

Возвышался над водою,

Созерцал свои вершины,

Отраженные водою.

Светел взор был Гайаваты:

Скорбь с лица его исчезла,

Как туман с восходом солнца,

Как ночная мгла с рассветом;

С торжествующей улыбкой,

Полный радости и счастья,

Словно тот, кто видит в грезах

То, что скоро совершится,

Гайавата в ожиданье

У дверей стоял вигвама.

К солнцу руки протянул он,

Обратил к нему ладони,

И меж пальцев свет и тени

По лицу его играли,

По плечам его открытым;

Так лучи, скользя меж листьев,

Освещают дуб могучий.

По воде, в дали неясной,

Что-то белое летело,

Что-то плыло и мелькало

В легком утреннем тумане,

Опускалось, подымалось,

Подходя все ближе, ближе.

Не летит ли там Шух-шух-га?

Не ныряет ли гагара?

Не плывет ли Птица-баба?

Или это Во-би-вава

Брызги стряхивает с перьев,

С шеи длинной и блестящей?

Нет, не гусь, не цапля это,

Не нырок, не Птица-баба

По воде плывет, мелькает

В легком утреннем тумане:

То березовая лодка,

Опускаясь, подымаясь,

В брызгах искрится на солнце,

И плывут в той лодке люди

Из далеких стран Востока,

Лучезарного рассвета;

То наставник бледнолицых,

Их пророк в одежде черной,

По воде с проводниками

И с друзьями путь свой держит.

И, простерши к небу руки,

В знак сердечного привета,

С торжествующей улыбкой

Ждал их славный Гайавата,

Ждал, пока под их пирогой

Захрустит прибрежный щебень,

Зашуршит песчаный берег

И наставник бледнолицых

На песчаный берег выйдет.

И когда наставник вышел,

Громко, радостно воскликнув,

Так промолвил Гайавата:

"Светел день, о чужеземцы,

День, в который вы пришли к нам!

Все селенье наше ждет вас,

Все вигвамы вам открыты.

Никогда еще так пышно

Не цвела земля цветами,

Никогда на небе солнце

Не сияло так, как ныне,

В день, когда из стран Востока

Вы пришли в селенье наше!

Никогда Большое Море

Не бывало так спокойно,

Так прозрачно и свободно

От подводных скал и мелей:

Там, где шла пирога ваша,

Нет теперь ни скал, ни мелей!

Никогда табак наш не был

Так душист и так приятен,

Никогда не зеленели

Наши нивы так, как ныне,

В день, когда из стран Востока

Вы пришли в селенье наше!"

И наставник бледнолицых,

Их пророк в одежде черной,

Отвечал ему приветом:

"Мир тебе, о Гайавата!

Мир твоей стране родимой,

Мир молитвы, мир прощенья,

Мир Христа и свет Марии!"

И радушный Гайавата

Ввел гостей в свое жилище,

Посадил их там на шкурах

Горностаев и бизонов,

А Нокомис подала им

Пищу в мисках из березы,

Воду в ковшиках из липы

И зажгла им Трубку Мира.