Песнь о Гаявате   ::   Лонгфелло Генри

Долго с криками рыдала,

Долго плакала Нокомис:

"О, зачем жестокий Погок

Не меня унес с собою?

Лучше б мне лежать в могиле!

Вагономин, вагономин!"

На прибрежье Гитчи-Гюми,

Светлых вод Большого Моря,

С юных дней жила Нокомис,

Дочь ночных светил, Нокомис.

Позади ее вигвама

Темный лес стоял стеною -

Чащи темных, мрачных сосен,

Чащи елей в красных шишках,

А пред ним прозрачной влагой

На песок плескались волны,

Блеском солнца зыбь сверкала

Светлых вод Большого Моря.

Там, в тиши лесов и моря,

Внука нянчила Нокомис,

В люльке липовой качала,

Устланной кугой и мохом,

Крепко связанной ремнями,

И, качая, говорила:

«Спи! А то отдам медведю!»

Там, баюкая, певала:

"Эва-ия, мой совенок!

Что там светится в вигваме?

Чьи глаза блестят в вигваме?

Эва-ия, мой совенок!"

Много-много рассказала

О звездах ему Нокомис;

Показала хвост кометы -

Ишкуду в огнистых косах,

Показала Танец Духов,

Их блистающие рати

В небесах Страны Полночной,

В Месяц Лыж морозной ночью;

Показала серебристый

Путь всех призраков и духов -

Белый путь на темном небе,

Полном призраков и духов.

Вечерами, теплым летом,

У дверей сидел малютка,

Слушал тихий ропот сосен,

Слушал тихий плеск прибоя,

Звуки дивных слов и песен:

«Минни-вава!» — пели сосны,

«Мэдвэй-ошка!» -пели волны.

Видел мушку, Ва-ва-тэйзи,

Что, сверкая белой искрой,

Светит в сумраке вечернем

Над травою и кустами,

И тихонько пел ей песню,

Что Нокомис научила:

"Ва-ва-тэйзи, Ва-ва-тэйзи!

Крошка, огненная мушка,

Крошка, белый огонечек!

Потанцуй еще немножко,

Посвети мне, попрыгунья,

Белой искоркой своею:

Скоро я в постельку лягу,

Скоро я закрою глазки!"

Видел, как над Гитчи-Гюми,

Отражаясь в Гитчи-Гюми,

Подымался полный месяц,

Видел тень на нем и пятна

И шептал: «Что там, Нокомис?»

А Нокомис отвечала:

"Раз один сердитый войн

Подхватил старуху-бабку

И швырнул ее на небо,

Зашвырнул на месяц прямо.

Так она там и осталась".

Видел радугу на небе,

На востоке, и тихонько

Говорил: «Что там, Нокомис?»

А Нокомис отвечала:

"Это Мускодэ на небе;

Все цветы лесов зеленых,

Все болотные кувшинки,

На земле когда увянут,

Расцветают снова в небе".

Если сов он слышал в полночь -

Вой и хохот в чаще леса, -

Он, дрожа, кричал: «Кто это?»

Он шептал: «Что там, Нокомис?»

А Нокомис отвечала:

"Это совы собралися

И по-своему болтают,

Это ссорятся совята!"

Так малютка, внук Нокомис,

Изучил весь птичий говор,

Имена их, все их тайны:

Как они вьют гнезда летом,

Где живут они зимою;

Часто с ними вел беседы,

Звал их всех: «мои цыплята».

Всех зверей язык узнал он,

Имена их, все их тайны:

Как бобер жилище строит,

Где орехи белка прячет,

Отчего резва косуля,

Отчего труслив Вабассо;

Часто с ними вел беседы,

Звал их: «братья Гайаваты».

И рассказчик сказок Ягу,

Говорун, хвастун великий,

Много по свету бродивший,

Верный друг Нокомис старой,

Сделал лук для Гайаваты:

Лук из ясеня он сделал,

Стрелы сделал он из дуба,

Наконечники — из яшмы,

Тетиву — из кожи лани.

И сказал он Гайавате:

"Ну, мой сын, иди скорее

В лес, где держатся олени.

Застрели-ка там косулю

С разветвленными рогами".

Гордо взял свой лук и стрелы

Гайавата и отважно

В лес пустился; птицы звонко

Пели, по лесу порхая.

«Не стреляй в нас, Гайавата!» -

Опечи пел красногрудый;

«Не стреляй в нас, Гайавата!» -

Пел Овейса синеперый.

На дубу над Гайаватой

Вниз и вверх скакала белка,

Меж зеленых листьев дуба

С кашлем прыгала, смеялась

И, смеясь, пробормотала:

«Пощади, о Гайавата!»

И вприпрыжку белый кролик

Робко бросился с тропинки,

Стал вдали на задних лапках

И охотнику промолвил

Хоть и в шутку, но трусливо:

«Пощади, о Гайавата!»

Но не слушал Гайавата, -

Точно сонный, брел он лесом,

Думал только об олене,

След его искал глазами,

След, что вел к речному броду,

По тропе к речному броду.