Сослан-богатырь   ::   Либединский Юрий

И только промолвил Курдалагон это имя, как взошло солнце. Первый луч его заиграл и засветился в глазах мальчика. Потянулся он к солнцу, не мигая, как орленок, взглянул на него.

Засмеялась тут Шатана, и спросил ее Урызмаг:

- Что тебя так обрадовало, хозяйка наша Шатана?

И ответила мудрая Шатана:

- Все время беспокоилась я о судьбе нашего из камня рожденного сына, но теперь вижу - все пойдет хорошо. Или ты не видел ту, которая с первым солнечным лучом поцеловала нашего Сослана? Это дочь Солнца - Ацырухс. Только что она родилась - и сразу полюбила Сослана. Суждены они друг для друга и будут счастьем друг другу.

Казалось бы, все предвещало счастье Сослану. Но лукавый нарт Сырдон, проведав о том, что нечто чудесное творится в кузнице Курдалагона, давно уже пробрался сюда - до всего ему было дело. Видел он, как Курдалагон закалял Сослана, и зорким взглядом своим приметил Сырдон то, чего другие не заметили. Клещами стиснуты были колени младенца, когда в волчье молоко опускал его Курдалагон. И догадался Сырдон, что хотя все тело Сослана закалилось, но колени его остались не закаленными, слабыми. И крепко запомнил это Сырдон.



3. Сослан и Хамыц

За день на вершок, за ночь на целую пядь вырастал Сослан, но ходить научился не скоро. Тяжко было его незакаленным коленям носить стальное, быстро наливающееся силой тело. Когда выходил он из дому, мальчишки-сверстники дразнили его "колченогим", а дома ему сидеть не хотелось. В нижнем этаже каменной родовой башни, в которой он помнил себя с рождения, окошечки были маленькие, и когда дверь закрывали, даже в самый яркий солнечный день здесь было сумрачно. Веселее становилось лишь тогда, когда Шатана разводила огонь в большом очаге. Целого быка или оленя можно было зажарить в огне этого очага, возле которого, повелевая дочками своими, верховодила мудрая Шатана.

Нарты-мужчины редко бывали дома. Когда они возвращались, то привозили богатую добычу, а тела их были покрыты кровавыми ранами. Но знала Шатана тайные снадобья; сама она приготовляла их из трав и камней, из лунного света и паутины, змеиного яда и пчелиного меда. Искони умела она врачевать. И когда заживали раны, созывал Урызмаг всех нартов и устраивал в почетной комнате башни, которая была на втором ярусе, веселые пиршества. На пиршествах этих прислуживал старшим Сослан. Несмотря на кривые ноги свои, ловко и весело бегал он среди столов, приносил блюда из кухни, наливал кубки и жадно слушал, как хвалятся мужчины дальними походами и славными подвигами. Неделями длился пир, а когда он кончался, снова уезжали нартские мужи в поход или на охоту, и Сослан опять оставался с Шатаной. Он спрашивал, она рассказывала, и рассказы ее еще сильнее разжигали желание Сослана скорей возмужать и отличить себя подвигами.

С младенчества стало оружие любимой игрушкой Сослана. Трех лет он мог поднять меч Урызмага, который не всякому взрослому было под силу поднять. А брат Урызмага Хамыц сделал Сослану лук и стрелы.

Однажды был на охоте Хамыц. Заночевал он в лесу и вдруг на рассвете слышит - стрекочут над ним сороки. А Хамыц понимал птичий язык. И вот слышит он, сорока-жена говорит сороке-мужу:

- Хозяин нашего дома, остерегайся летать над башней Ахсартагата (*) . С рассвета и до вечера сидит там у двери колченогий мальчишка и ни одной птицы не пропускает. Многие родичи наши погибли, пронзенные его меткими стрелами.

- Молчала бы ты, женщина, пока тебя не cпросили! - ответил сорока-муж. - Люди охотятся только за той дичью, которая годна им в пищу. Мы же - такое наше счастье! - людям в пищу не годны.

Не сочти для себя обидой мое женское слово, - ответила сорока-жена, - но мальчик этот еще несмышленыш. Не отличает он годных в пищу от не годных, всех бьет подряд, в лёт и без промаха.