Большая пайка (Часть четвертая)   ::   Дубов Юлий

"

"Вот именно! Себя!"

"Так ты считаешь, что они только себя защищают?"

"А ты считаешь иначе? Не хочешь припомнить, как они начали тебя обхаживать, когда ты сюда угодил? Как папа Гриша тебе звонил каждый день? Как директор после похорон Кирсанова с тобой полночи просидел? Как посылочки с фруктами и икрой слали?"

"Ага! Вот ты и проговорился! Ты всерьез, что ли, хочешь сказать, что меня икрой купили? Что я Платона и Ларри за трехлитровую банку зернистой продал? Да я ее, если помнишь, в ту же ночь девочкам в ординаторскую снес и больше не видел. Они, на Заводе, просто поняли раз и навсегда, что я – единственный человек, с кем еще можно разговаривать. Что Платону сейчас не до них. Что он теперь будет ребусы разгадывать – кто, да за что, да что делать. А у них своя головная боль..."

"Почему же они со своей головной болью к Платону не сунулись?"

"Да потому, что это бессмысленно. Он послушает, головой покивает, поулыбается, потом скажет, что все будет нормально. И дело с концом! Если ты нормальный, только представь себе – у тебя не просто проблема, а вопрос жизни и смерти, буквально. Ты приходишь с этим к человеку, а он кивает головой и говорит, чтобы ты не дергался. И все идет, как шло. Тебя такое устроит? При этом ты не пенсионер, не инвалид, не дебил, и кое-что сам умеешь делать. Устроит тебя такое? Что молчишь?"

"А я не молчу. Не надо передергивать. У нас ведь разговор не о заводчанах – о тебе идет. А ты мне все время интересную штуку подсовываешь. Ты их оправдываешь и считаешь, что тем самым оправдываешь себя. Это будет правдой, только если ты и они – одно и то же. Но если ты и они – это все-таки разное, то ты мне ни на один вопрос не ответил. А если одно и то же – ты должен честно признать, что перебежал от Платона на другую сторону".

Этот аргумент звучал уже много раз. Сначала Х горячился, нервничал, но потом научился отвечать спокойно и даже равнодушно.

"Ты первым заговорил про подвал на Метростроевской. Ну так вот, я прекрасно понимаю, что на Заводе в первую очередь думают о себе, И в этом смысле я с ними – не одно и то же, потому что представляю "Инфокар". Но если речь идет о том, чтобы их же идеей воспользоваться, дабы спасти то, что еще можно спасти, а потом потихоньку вытащить все остальное, и Платона в том числе, – то я с ними".

"А ты уверен, что они хотят того же самого? Вытащить "Инфокар" и Платона? Сегодня, когда Ларри отдаст им за долги СНК, не все ли им равно будет – есть "Инфокар" или нет?"

"А я на что?"

"Ладно. Ты мне еще вот что скажи. Ты на это пошел – не потому ли, что захотелось первую скрипку поиграть? Если бы директор это не тебе предложил, а кому-то другому, например, Ларри, ты стал бы рассуждать так же?"

Здесь тоже был заготовленный и многократно опробованный ответ.

"Мы разговариваем не о теории какой-то, а о реальной ситуации. Директору больше не к кому было идти. Просто не к кому. А если бы и был еще кто-то, то ситуация изначально выглядела бы по-другому. Давай подводить итоги. Положение – хуже губернаторского. Согласен?"

"Согласен".

"Надо было строить подвал. Согласен?" "Уговорил".

"Я его построил. Пусть плохо, но построил. Теперь он есть. И для меня, скрывать не буду. Но и для Платона. Согласен?"

"Согласен".

"И он в любой момент может в нем отсидеться. Согласен?"

"Может, конечно. А тебе не кажется, что если Платон хоть час в твоем подвале посидит, то это уже не совсем Платон будет? И что вряд ли он тебе за такую помощь спасибо скажет. Фактически ты предлагаешь ему перестать быть собой и спрятаться за тебя. А ну как он пошлет тебя с твоей помощью и сыграет по совсем другим правилам? Что если для него в подвале, на вторых ролях, жизни нету?"

"Лирика! Чушь! Полная чушь! Если бы я не сделал того, что сделал, он потерял бы все".

"А сейчас он не все потерял? Теперь "Инфокар", а значит и сам Платон, полностью под контролем Завода".

"Не полностью. Не надо забывать про меня. Да, какое-то время мне придется разводить эту историю. И я ее разведу. С директором – полное понимание...