Дорога скорби   ::   Френсис Дик

Прикосновение ее пальцев к коже было лаской куда более интимной, чем секс. Я был потрясен, как никогда в жизни.

– Вернитесь.

– Мне нужно быть в редакции.

– Индия, сказал я. – Пожалуйста.

Ну почему просить всегда так невыносимо?

– Пожалуйста.

Я посмотрел на свою левую руку.

– Пожалуйста. Не пишите об этом.

– Не писать об этом?

– Нет.

– Ладно, я не буду, но почему?

– Потому что я не терплю жалости.

Она обернулась, со слезами на глазах.

– Ваша Дженни сказала мне – вы боялись, что вас будут жалеть, и поэтому никогда не просили о помощи.

– Она сказала слишком много.

– Жалость, – сказала Индия, подходя ближе, – это совсем не то чувство, которое я питаю к вам.

Я протянул левую руку и схватил ее за запястье. Она перевела туда взгляд. Я потянул, и она сделала последний шаг ко мне.

– Вы сильный, – удивленно сказала она.

– Обычно.

Я привлек ее ближе. Она поняла, что я собираюсь сделать, наклонила голову и поцеловала меня так, как будто это было не в первый раз, как будто так и надо. Мир, подумал я. Начало.

После ее ухода время текло неспешно. До дневных новостей. В мою тихую комнату ворвалась медсестра:

– У вас включен телевизор? Там говорят о вас!

Она нажала кнопку, на экране появилось мое лицо, и бесстрастный голос диктора произнес:

– Сид Холли выздоравливает в больнице.

Это был увеличенный снимок, на нем я был молод и одет в жокейский костюм; кадр со старой пленки, где я был запечатлен много лет назад во время взвешивания после победы в Большом национальном. Я обеими руками держал свое седло, и глаза мои были полны мистического восторга от получения награды, равной Святому Граалю.

Новости перешли на засуху и грядущий голод. Медсестра сказала: "Подождите" – и нажала еще одну кнопку, на другом канале выпуск новостей только начался, и сообщение об этой истории шло с самого начала. Дикторша, печальный голос которой я возненавидел надолго, появилась на экране с приличествующе скорбным лицом и сообщила:

– Сегодня полиция обнаружила тело Эллиса Квинта в его машине, в глубине Нового леса в Гемпшире...

Застыв, я словно бы издалека слышал ее слова:

– Ошибка исключена. Сообщается, что популярный телеведущий оставил записку своему отцу, который по-прежнему находится без сознания после случайного удара по голове, полученного в ночь с воскресенья на понедельник.

Сообщает наш репортер в Гемпшире, Бадди Боус.

Бадди Боус, с микрофоном в руке, заполнил весь передний план, а за ним, в некотором отдалении и чуть не в фокусе, была видна поляна, людская суета и багажник белой машины.

– Это горестный финал, – произнес Бадди Боус, пытаясь по крайней мере изобразить искреннее сожаление, – блестящей жизни. Эллис Квинт, тридцати восьми лет, даривший радость миллионам зрителей своим появлением на экране, запомнился нам также как лихой жокей-любитель, неоднократный победитель в стипль-чезе, чья отвага и изящество вдохновили целое поколение на то, чтобы пробовать и добиваться. В последние месяцы его беспокоило обвинение в жестоком отношении к животным, которое выдвинул его давний коллега, считавшийся его другом, Сид Холли, бывший жокей-профессионал. Квинт должен был появиться в суде завтра, чтобы опровергнуть эти измышления...

Последовал монтаж кадров с победных скачек Эллиса: он шагает в жокейских ботинках, машет восторженно орущей толпе, блистательно живой и красивый...

– По Эллису будут скорбеть миллионы, – завершил Бадди Боус. – А теперь вернемся в студию...

Медсестра в негодовании выключила телевизор.

– Они не говорят ничего о том, что в вас стреляли.

– Неважно.

Выходя, она сердито хлопнула дверью. Репутация, которую создал для себя Эллис, не могла быть опровергнута в одну ночь, что бы ни писала теперь "Памп". Быть может, это произойдет со временем.