Дорога скорби   ::   Френсис Дик

Но эту единственную ночь я буду сладко спать в доме Чарльза, в отведенной мне комнате – и пусть пересохший источник душевной стойкости наполнится вновь.

Чарльз спросил:

– Так Гордон... э... ранил тебя?

– Синяк-другой.

– Я знаю твои синяки.

Я опять вздохнул.

– Думаю... мм... он сломал кое-что. В руке.

Его взор устремился на левую руку, пластиковую.

– Нет, – сказал я. – В другой.

В ужасе Чарльз спросил:

– Он сломал тебе правую руку?

– Ну да. Всего лишь локтевую кость. По счастью, не лучевую. Лучевая будет действовать как естественная шина.

– Но, Сид...

– Все лучше, чем если бы он проломил мне голову. У меня был выбор.

– Как ты можешь смеяться над этим?

– Чертовски скучно, не так ли? – Я улыбнулся без напряжения. – Не беспокойтесь так, Чарльз. Заживет. Я уже ломал эту кость, и гораздо серьезнее, когда участвовал в скачках.

– Но тогда у тебя было две руки.

– Да. По сему поводу не возьмете ли вы вон тот проклятый графин с бренди и не плеснете ли полпинты обезболивающего в стакан?

Не говоря ни слова, он поднялся и налил мне бренди. Я поблагодарил.

Он кивнул. Усевшись обратно, сказал:

– Значит, таксист был свидетелем.

– Этот таксист относится к категории людей, которые ни во что не вмешиваются.

– Но если он видел... Он должен был слышать...

– Он настаивал, что был слеп и глух. – Я с благодарностью пил обжигающую жидкость. – Все равно это меня устраивает.

– Но, Сид...

– Послушайте, – рассудительно сказал я. – Что я, по-вашему, должен делать? Жаловаться? Обвинять? Гордон Квинт – уравновешенный, достойный шестидесятилетний гражданин. Не какой-нибудь убийца. Кроме того, он ваш давний друг, да и я тоже сиживал за столом в его доме. Он и без того ненавидит меня за нападки на Эллиса, свет его жизни, а сегодня узнал, что Джинни, его обожаемая жена, покончила с собой, так как не могла вынести того, что ждало впереди. И что, по-вашему, почувствовал Гордон? – Я сделал паузу. – Я только рад, что он не проломил мне череп. И если вы можете в это поверить, я радуюсь за него почти как за самого себя. Чарльз отрицательно покачал головой. – Горе может быть опасным, – сказал я. Он не стал оспаривать это утверждение. Кровная месть стара как мир.

Мы сидели и доверительно молчали. Я пил бренди и приходил в себя.

Напряжение спадало. Я поклялся, что больше не буду ввязываться в подобные дела – но я обещал себе это и раньше и не выполнял обещаний.

Есть сотни способов провести время и заработать на жизнь. Другие бывшие жокеи становились тренерами, комментаторами или работали на скачках, и только я один пытался разгадывать загадки, разрешать сомнения и тревоги людей, которые по разным причинам не хотели утруждать полицию или службы безопасности Жокейского клуба.

Но я был нужен, и было нужно то, что я делал, а иначе я сидел бы и плевал в потолок. Вместо этого даже теперь, в атмосфере всеобщего остракизма, у меня было больше предложений, чем я мог принять. Обычно заказ занимал у меня меньше недели, особенно если дело касалось проверки чьей-нибудь кредитоспособности – букмекеры частенько просили меня об этом, прежде чем принять чек от нового клиента, а тренеры платили мне за уверенность, что, купи они дорогого двухлетку для новых владельцев, не останутся с пустыми обещаниями и кучей долгов. Я проверял предложенные бизнес-планы и тем уберег множество людей от мошенников. Я находил скрывающихся должников, воров разного рода и прослыл среди преступников отъявленным занудой.

Случалось, одни люди плакали у меня на плече от радости и облегчения, другие угрозами и побоями пытались заставить меня замолчать. Линда Фернс питала ко мне добрые чувства, а Гордон Квинт – ненавидел. И еще у меня на руках было два дела, которым я уделял слишком мало времени.