Двойная осторожность   ::   Френсис Дик

Вам, наверно, будет приятно от них избавиться?

– Как вы сказали, кто вы такой? – спросил Анджело, слегка нахмурившись.

– Доктор Корс.

– Кто?

– Это неважно. Я сейчас сниму с вас электроды.

– Я хочу чаю! – сказал Анджело. Доктор Корс предоставил снимать электроды своей коллеге и повел нас к приборам, чтобы взглянуть на показания. Я увидел, что наблюдатель тоже внимательно рассматривает результаты, но доктор Корс не обратил на него внимания.

– Вот, – сказал он, показывая полосу бумаги в ярд длиной. – Ни малейшего сбоя. Мы его тут целый час держали, прежде чем начали приходить посетители. Дыхание, пульс – все абсолютно ровное. Тут тихо, как видите. Никаких внешних раздражителей. Вот эта отметка – тот момент, когда он увидел вас, – сказал он мне. – И, как видите, ничто не изменилось. Вот график температуры кожи. Когда кто-то лжет, температура всегда повышается. А вот, – он перешел к другому прибору, – график пульса. Тоже без изменений. А вот, – он повернулся к третьему, – мозговая активность. Изменения самые незначительные. Он не мог внезапно увидеть перед собой вас, свою ненавистную жертву, и никак не среагировать, если бы он вас узнал. Это абсолютно невозможно.

Я вспомнил свою собственную незарегистрированную, но весьма мощную реакцию и понял, что такое действительно невозможно.

– Это навсегда? – спросил Джонатан. Том Корс взглянул на него.

– Думаю, что да. По моему мнению. Видите ли, им пришлось выбирать осколки кости из ткани мозга. Ювелирная работа, надо отдать им должное. Но, как видите, память не сохранилась. Многие функции так и не восстановились.

Есть, ходить, говорить – это все он может. Он здоров. Он спокойно доживет до старости. Но он не может вспомнить ничего, что было пятнадцать минут назад. Он живет только в настоящем. Потеря памяти в результате серьезных травм головы – не такая уж редкость, знаете ли. Но в данном случае были сомнения. Не у меня, а у официальных лиц. Они говорили, что раз он разговаривает, раз он понимает, что он в больнице, а не в тюрьме, значит, он может нарочно симулировать потерю памяти. Но эти результаты, – Том Коре указал на приборы, – симулировать невозможно. Так что это решение окончательное.

Раз и навсегда. Собственно, за этим мы тут и собрались. Потому они и предоставили нам такую возможность.

Его помощница сняла серебристый обруч с головы Анджело, сняла ремни, которыми были привязаны его запястья, и теперь стирала жир с его груди комками ваты.

– Кто вы? – спросил у нее Анджело, и она ответила:

– Просто ваш друг.

– И куда его теперь денут? – спросил я. Том Корс пожал плечами.

– Это не мне решать. Но я бы предпочел проявить осторожность. Впрочем, я не чиновник. Мои советы, я полагаю, ничего не значат.

Последняя реплика явно предназначалась наблюдателю, который упрямо делал вид, что ничего не слышит.

– Он может быть опасен? – медленно спросил я. Том Корс искоса взглянул на меня.

– Не могу сказать. Возможно. Да, вполне возможно. Он выглядит безобидным. Он никогда не сможет никого ненавидеть. Он просто забудет через пять минут. Но внезапный импульс... – Он снова пожал плечами. – Скажем так: я не решился бы повернуться к нему спиной, когда мы наедине.

– Никогда?

– Сколько ему? Лет сорок? – Он пожевал губами. – Ну, еще лет десять. А может, и двадцать. Неизвестно.

– Вроде молнии? – спросил я.

– Вот именно.

Женщина закончила стирать жир и протянула Анджело серую куртку.

– Мы чай пили? – спросил он.

– Нет еще.

– Я пить хочу.

– Сейчас вам дадут чаю.

– Тут его отец был, – сказал я Тому Корсу. – Анджело его видел?

Он кивнул.

– Никакой реакции. И приборы ничего не зарегистрировали. Это была последняя, решающая проверка, – он косо поглядел на наблюдателя.