Перелом   ::   Френсис Дик

– Его ровный, спокойный тон не оставлял сомнений в серьезности этого безумного разговора. – Оно заключается в том, что ты возьмешь жокея, которого я укажу, и при этом не будешь обращаться за помощью ни к кому, включая полицию. Если ты нарушишь это условие, я уничтожу конюшни. Но... – тут он заговорил медленнее, делая ударение на каждом слове, – если ты не согласен, тебе придется остаться здесь. Навсегда.

На это нечего было возразить.

– Ты меня понял? Я вздохнул.

– Да.

– Прекрасно.

– Помнится, кто-то сказал, что он – не мелкий жулик.

Ноздри его раздулись.

– Я – оператор.

– И убийца.

– Я убиваю только в том случае, когда жертва сама настаивает.

Я уставился на него. Он смеялся про себя над своей милой шуткой – это было хорошо заметно по чуть участившемуся дыханию и дрожи в уголках губ.

"Жертва, – решил я, – не будет настаивать. Пусть себе смеется, сколько влезет”.

Я слегка передернул плечами, пытаясь унять боль. Он внимательно наблюдал за мной, но не произнес ни слова.

– Ну что же, – сказал я. – Кто он? Толстяк замялся.

– Ему восемнадцать лет, – ответил он.

– Восемнадцать!.. Он кивнул.

– Ты дашь ему лучших лошадей, а на скачки в дерби – Архангела.

Невозможно. Абсолютно невозможно. Я посмотрел на пистолет, покоящийся на великолепно сшитых брюках. И промолчал. Мне нечего было сказать.

– Завтра он придет в ваши конюшни. – В голосе толстяка слышалось удовлетворение победой. – Ты наймешь его. Пока у него небольшой опыт верховой езды. Потрудись исправить это упущение.

Неопытный наездник на Архангеле.., просто смешно. Настолько смешно, что он похитил меня и угрожает убить, чтобы доказать серьезность своих намерений.

– Его зовут Алессандро Ривера. – На мгновение задумавшись, он добавил самое существенное:

– Это – мой сын.



Глава 2

Очнулся я на голом полу обшитого дубовыми панелями кабинета в Роули Лодж. Я лежал на животе. Одни неудобства. Ну и ночка!

Постепенно сознание прояснилось. Одеревеневшее тело, холод, путающиеся мысли – как после наркоза...

Наркоз...

Отправляясь в обратный путь, они любезно не стали бить меня по голове. Толстяк кивнул американцу, и тот, не доставая резиновой дубинки, быстро сделал мне укол в предплечье, после чего мы молча сидели примерно четверть часа, а затем я внезапно потерял сознание и абсолютно не помнил, как очутился дома.

Кряхтя и постанывая, я принялся себя ощупывать. Похоже, все было на месте и без видимых повреждений. Относительно, конечно, потому что, встав на ноги, я понял, что благоразумнее будет сесть в кресло. Я положил локти на стол, голову на руки и стал ждать.

Небо за окном посерело, предвещая приближение ненастного дня. Оконные стекла понизу покрылись корочкой льда. Я продрогло костей.

Мысли мои, казалось, тоже замерзли. Я помнил только, что именно сегодня меня должен осчастливить своим визитом Алессандро Ривера. “Может быть, – устало подумал я, – он унаследовал комплекцию отца, и тогда вопрос о его участии в скачках снимается сам собой. А если нет, с какой стати его папаша стрелял из пушек по воробьям? Почему не пошел обычным путем и не отдал сына в ученичество, как это принято у всех нормальных людей? Потому что он не нормален, потому что сын его не обычный ученик и потому что ни один нормальный ученик не помыслит начать свою карьеру скачками на фаворите в дерби”.

Я задумался, как на моем месте повел бы себя отец, не лежи он на вытяжении со сложным переломом большой берцовой кости. Во всяком случае, он последовал бы за бандитами не сопротивляясь, с гордо поднятой головой. И тем не менее ему тоже пришлось бы решать, действительно ли толстяк намеревается уничтожить конюшни и каким образом он собирается выполнить эту угрозу.