Полет чеки   ::   Мартышев Сабир

- Hу, ладно, - сказал он. - Тут вроде бы вопросов нет, так что можешь ехать.

- Спасибо, - сказал я и уже подойдя к двери, развернулся. - Чуть не забыл, у меня еще кое-что для вас есть.

- Что там еще? - нетерпеливо поинтересовался он, не отрывая глаз от бумаг лежащих перед ним.

- Вот это.

Когда он поднял глаза и увидел пистолет в моих руках, его лицо переменилось. Оно стало испуганным и каким-то мелочным, недостойным имени человека. Мне стало противно.

- За что? - выдавил он.

- За тебя, - сказал я и нажал курок.

Звук выстрела в закрытом кабинете почти оглушил меня. Я с удовлетворением отметил, что мне хватило одного выстрела - заместитель министра был мертв. Это было видно по его пустым глазам, над которыми красовалось аккуратное отверстие, едва сочащееся кровью. Задача была выполнена.

Я не буду описывать как в кабинет забежала секретарша и тут же с криком выбежала обратно, как через полминуты в кабинет прибежал милицейский отряд. Hе буду я рассказывать и того как они меня повалили на пол и принялись бить ногами, как меня несколько раз побили в камере предварительного заключения. Возможно стоит упомянуть и то как быстро устроили суд, но я не буду делать и этого, так как все это было сплошным фарсом. Впрочем, финальную сцену суда стоит изобразить ...

- Подсудимому дается последнее слово, - объявил судья.

Я встал и окинул взглядом зал суда, который представлял собой поле боя, по разным сторонам которого расположились враждующие лагеря. По одну сторону сидели мои родители, некоторые друзья, мои сослуживцы и даже директор нашего предприятия со своей свитой. С другой стороны сидели министерские чиновники, бизнесмены-нувориши, некоторые из которых пришли поглазеть на этот спектакль в сопровождении своих жен или любовниц. С этой же стороны сидела семья убитого - жена и двое дочерей старше двадцати лет . Им не было месте в этом ряду, они должны были сидеть на стороне моего лагеря, так как они тоже были пострадавшими в результате амбиций своего отца и мужа. Мне было грустно оттого, что я стал для них врагом.

- Во-первых, - сказал я, - я хочу извиниться перед семьей убитого. Мне искренне жаль, что я лишил их родного человека. Hо, если меня сейчас спросят раскаиваюсь ли я в содеянном, я скажу нет. И я объясню вам почему ...

Я им все рассказал. Рассказал о своей работе в управлении и как я постоянно натыкался на стену равнодушия и халатности на фоне повального разграбления предприятия, о работниках в цехах, которые месяцами не видели зарплаты, и у которых не хватало денег на простые лекарства, когда они болели из-за своей работы на вредном производстве. Рассказывал о том по каким низким ценам у нас подписывались отдельные контракты из разряда "по знакомству", рассказывал о дачах, построенных не на свои деньги, и собственных малых предприятиях руководящего состава. Рассказывал о недовольстве, которое зреет среди рабочих и клерков. Рассказывал о разговорах, которые те ведут в курилках или по вечерам на кухнях, о разговорах, которые всегда приходят к одному и тому же выводу - всех руководителей давно уже пора расстрелять за воровство. Рассказывал о том, что в нашей стране некоторым людям не выгодно, чтобы работали профессиональны, так как те не оставят лазейки для воровства первым. Доказывал, что нельзя вытаскивать деньги из чужого кармана и надеяться остаться ненаказанными. Как ни странно, меня никто не перебивал, хотя я говорил уже почти пятнадцать минут.

- И напоследок, - сказал я, повернувшись в сторону своих неизвестных врагов, - хочу сказать, что все сказанное относится к вам и только к вам. Пока еще ваше время, но рано или поздно вы уйдете или вас просто уберут.