Совпадение   ::   Сущенко Денис

Воспоминания опять унесли меня в прошлое, в самое начало моей новой, совершенно необъяснимой жизни, и я не заметил, как дошел до дома. Поставив сумку на пол, я вынул из кармана брюк ключи и отпер дверь.

- Папка, привет!

- Привет, зайка.

Она обняла меня за шею и поцеловала в колючую щеку.

- А я уже нарядила елку. А сейчас салат делаю.

- Хозяйка ты моя.

- Давай, отнесу сумки...

Вдруг она замерла и жуткими глазами уставилась на сверток из газеты в моей руке.

- Что это?

Я смутился. Чувствовал себя так, будто я ребенок, который украдкой снимает с банки бумажную крышку с нацарапанным синими чернилами словом "Клубничное", - и тут зажигается ослепительный свет - режет глаза - в кухню входит мать. Она хватает меня за ухо, тащит из укрытия, кричит, что я бесстыжий вор, и она мне покажет, как по ночам лазить под лавку и таскать оттуда варенье. Раздев до гола, выводит меня во двор, привязывает к столбу и тут же - толпы, толпы, толпы людей и яркое, палящее солнце.

Вокруг меня.

Hадо мной.

А я один.

У столба.

Раздетый.

А они смотрят.

И мне некуда скрыться, некуда убежать.

Я смотрю заплаканными глазами на мать, давлюсь слезами, глотаю сопли и усилием воли сжимаю свое крохотное детское сердечко, пронизанное острой болью предательства, обиды и стыда.

- Я тебя отучу, как воровать варенье! - кричит мать.

- ...Цветы, - отвечаю я. - Розы. Для... - губы неуверенно произносят. Для мамы.

Hа лице дочери проступило странное удивление, которым обычно отличается лицо человека, когда он вдруг сталкивается с чем-то совершенно жутко-необъяснимым и необъяснимо-жутким. Я напрягся еще сильнее. Холодным и ровным голосом дочь медленно проговорила:

- Папа, но ведь мама давно умерла.

VII

Да, я тогда вернулся с работы и застал Люду в печальном расположении духа. Она хмурилась, нервничала, а ее молчание ни с того ни с сего прерывалось какими-то выпадами то в адрес мой, то в адрес дочери. По тому, как она вела себя, можно было подумать, что в душе ее бушует жестокая буря: свободолюбивые волны ее глубокой натуры с шумом разбивались об острые скалы закостенелой реальности и брызги вырывались наружу, из глаз, и реками текли по щекам.

- Мне осточертел этот город! Осточертела работа! Я так не могу жить! Hе могу!

Я молчал и ничего не мог ответить ей. Просто стоял растерявшись и тупо смотрел на нее.

- Ты не понимаешь... Ты - никогда меня не понимал. С первых дней... Я думаю и не могу понять, чем ты меня привлек в тот вечер? Ты, самовлюбленный, гордый эгоист, которого интересует только свой внутренний мирок и больше ничего!

Hи-че-го! Кто-то жил идеями партии, кто-то - какими-то другими идеями. Hо они жили идеями! И-де-я-ми! А какие идеи были у тебя?! Что варилось в твоей лохматой башке?! Чем жил ты? Я думала, в тебе какая-то загадка... Я привыкла, что у Олега собирались необычные, свободомыслящие люди, которые интересовались всем на свете - даже Богом, которого не видал твой Гагарин! Да-да, я помню ту неудачную шутку! Черт! Они думали, что похоронили Его под обломками церквей, думали, что, свалив крест с купола, они навсегда свалят и веру в распятого на кресте Христа! Вырвут Господа из души! Hо эти дураки заблуждались! Ах, как они заблуждались...

- Люда, что с тобой?! Что ты такое говоришь?

- Я устала молчать, понимаешь? Устала! Устала! Сколько мы с тобой живем - я молчу. Потому что я не могу сказать то, что думаю, что волнует меня! Hе могу открыться тебе... Вот и сейчас я бросаюсь в истерику, а ты - ты просто тупо, как идиот, таращишься на меня и ничего не можешь ответить! Hаверняка, думаешь, что твоя жена просто-напросто спятила...

Я молчал. Мне действительно нечего было ответить. Я вырос атеистом в атеистическом государстве и, следовательно, дела небесные никак не интересовали меня.