Театральная собака в поисках хозяина   ::   Минаев Борис

- А что же вместо сюжета? - А вот там есть такая медная кастрюля, типа деревенского казана. И вот все на ней лежат, сидят, стоят, в ней колдуют, из-под нее извлекают дохлую ворону, в ней таскают воду, льют, втыкают в бревна топоры, носят булыжники. И так весь спектакль. - Здорово, - неожиданно сказала жена. - Я всегда знала, что в настоящем театре должно быть мало слов. Так вот, с точки зрения собаки (которая не понимает ни слова), спектакль мне показался абсолютно понятен. Капающая и льющаяся вода с этой точки зрения - водопад. Перевернутая кастрюля - гора. Воткнутый топор война. Каждый предмет - опасен. Каждый звук - землетрясение. И мы почти собачьими глазами смотрим на все эти непонятные магические действия. По древней легенде, Макбет поверил лесным старухам, поддался злой магии предсказаний, замочил старшего братца, шотландского короля. А потом всю жизнь мучился. Магия - она не для нашего брата, добермана-пинчера. Она, скорее, для кошек, которые могут кокетливо изгибаться и перебирать босыми ногами по нашей усталой спине. Но звенящий, шипящий, грохочущий, падающий с грохотом, опасный мир простых предметов, увиденный с точки зрения собаки, не может быть сам по себе, без хозяина. А значит, спектакль лишен для добермана всякого смысла. Ну судите сами. ...Во-первых, все персонажи одеты как бомжи - и король, и солдаты, и придворные шотландские рыцари. Единственное исключение - три миловидные ведьмы. Собственно, про них-то литовец и сделал спектакль. Правда, у Шекспира они почти наверняка были отвратительными старухами. А здесь они порхают, как бабочки, кокетливо изгибаются, перебирают босыми ножками. Абсолютно свободные, красивые, раскрепощенные. Одно слово - ведьмы. Так вот, с ведьмами, как и с бомжами, разговор у собаки был бы короткий. Не жалуют псы нечистую силу. В спектакле Некрошюса слишком много плохих (для собаки) предметов и действий. Огромный новый топор - свежая рукоятка со штампиком, остро отточенное топорище - сам по себе неприятен. А если их пятнадцать? И если их втыкают в бревно со всей силы? И прямо рядом с сидящей женщиной? А потом кладут в стальное корыто для строительного цемента и тянут на лебедке под потолок? А потом сыплют оттуда прямо на сцену с грохотом? А зачем выносят настоящую печку с раскаленным булыжником внутри? И бросают в воду со страшным шипением? А зачем поджигают на сцене какой-то типа порох, создавая пожароопасную обстановку? Никакая собака, даже театральный доберман, не выдержал бы подобного.

Конечно, оторвать взгляд тут невозможно - можно рычать, скулить, дыбить шерсть, но то, что досмотришь до конца, это точно - ведь того и гляди, что-то взорвется, упадет на голову актеру (когда старшая ведьма понесла на ухвате раскаленный огромный булыжник, да как-то в темноте, чуть не валясь с ног от усталости, тут стало и впрямь страшно). Это верно, что ТАКОГО зрелища вы ни в каком российском театре не увидите - но с другой стороны, можно ведь на сцене во время спектакля и фокусы показывать, и бои без правил. Чтоб юшка из носа потекла. Впечатление будет не менее сильное. Тогда зачем театр?

СОБАКА ГРИШКОВЦА

Мысль собачья между тем меня никак не оставляла. Да и название следующего спектакля было просто пугающим - "Как я съел собаку". Евгений Гришковец. Это уже было на сцене Театра "Эрмитаж", в небезызвестном саду, где, напротив, ни одной собаки я не встретил, хотя, казалось бы, святое дело. Видимо, штраф берут, оттого и нельзя. Гришковец - маленький черный человек в очках, спокойный и тихий. На хозяина похож. Что он делает на сцене - не знаю. Но что-то явно хорошее. Потому что я не знаю, как пересказывать исповедь. Бессвязную чистую откровенку, которую гонят только по пьяному делу, без всякой утайки. Причем мутный поток чистого сознания - это не чья-то чужая история, а своя.