Твердая рука   ::   Френсис Дик

Как правило, мы встречались в полдень в верхнем баре отеля "Кавендиш", где на жестких, крахмальных салфетках уже стояли бутылка с розовым джином для него и виски с водой для меня, а рядом с ними – вазочка с арахисом.

– Дженни приедет в Эйнсфорд на этот уикэнд, – сообщил он.

Эйнсфорд – это его дом в Оксфордшире. В Лондоне он бывал по своим делам каждый четверг. Туда и обратно он всегда ездил в собственном "Роллсе".

– Буду рад, если ты к нам заглянешь, – сказал он.

Я посмотрел на его тонкое, приятное лицо и прислушался к протяжному и какому-то неопределенному голосу. На редкость обаятельный и безукоризненно вежливый человек, способный проникать в вас, словно лазерный луч, когда чувствовал, что ему это надо. Человек, которому я мог бы доверять даже у врат ада. Но в милосердии которого сильно сомневался Я собрался с силами и спокойно ответил:

– Нет, я не поеду. Не хочется, чтобы в меня стреляли.

– Она не возражала против твоего визита.

– Я в это не верю.

Он с подчеркнуто сосредоточенным видом уставился в свой бокал. Я знал по долгому опыту – когда он хотел, чтобы я поступил вопреки собственной воле (о чем он и сам знал), то избегал смотреть мне в глаза. Обычно в такие минуты возникала пауза, и он пытался как-нибудь разрядить ситуацию. Однако сейчас молчание затянулось, и я сидел как на иголках. Наконец Чарльз проговорил:

– Боюсь, что она попала в скверную историю. Я взглянул на него, но глаза Чарльза были по-прежнему полузакрыты.

– Чарльз, – с отчаянием произнес я, – вы не можете. Вы не вправе меня просить. Вы же знаете, как она со мной обращается.

– Но, по-моему, ты отлично держишься и воспринимаешь все как надо.

– Никто в здравом уме не полезет в клетку к тигру.

Он смерил меня быстрым взглядом и слегка скривил рот. Возможно, мне не следовало говорить так о его красивой дочери.

– Я знаю, Сид, – сказал он, – что ты не раз заходил в клетки к тиграм.

– В данном случае к тигрице, – иронически уточнил я.

– Так, значит, ты приедешь, – обрадованно подхватил он.

– Нет... Честно признаться, для меня это слишком.

Он вздохнул, уселся поудобнее и посмотрел на меня сквозь бокал с джином. Я не придал значения его невыразительному взгляду, поняв, что он продолжает размышлять.

– Камбала в тесте? – неуверенно предложил он. – Я могу позвать официанта?

Нам надо поскорее перекусить, ты так не считаешь?

Он заказал камбалу для нас обоих, изменив своим привычкам и нарушив сложившиеся правила. Теперь я мог вполне нормально есть на людях, но этому предшествовал изнурительно долгий и беспокойный период, когда моя поврежденная рука нелепо болталась, ничего не способна была взять, и мне приходилось прятать ее в карман. Не успела она зажить и прийти в порядок, как снова оказалась сломана, и на этот раз я окончательно лишился ее.

Вы приобретаете и теряете, и, если вам удается сохранить что-нибудь из разрушенного, пусть даже малую толику, у вас хватит сил жить и действовать дальше.

Официант сообщил нам, что блюда подадут через десять минут, и неторопливо удалился, прижав меню под мышкой. Чарльз поглядел на часы, а затем окинул взглядом просторный, светлый, тихий зал, где посетители сидели на стульях бежевого цвета и что-то обсуждали.

– Ты поедешь в Кемптон сегодня днем? – задал он вопрос. Я кивнул.

– Первые скачки состоятся в половине третьего.

– У тебя сейчас есть работа? Для допроса он выбрал уж слишком вежливый тон.

– Все равно в Эйнсфорде меня не ждите, – откликнулся я. – Во всяком случае, пока там Дженни.

Немного помолчав, он произнес:

– Я хотел бы видеть тебя в Эйнсфорде, Сид. Я посмотрел на него. Он следил за тем, как официант разносил напитки сидевшим в другом конце зала, и явно тянул время, обдумывая очередную фразу.