Зелёная долина   ::   Матевосян Грант Игнатьевич

Уже совсем стемнело, их движения сделались медленными; волк кружил вокруг лошади почти что ползком, еле волоча ноги, и лошадь тоже кружилась медленно, тяжело, иногда спотыкалась, с трудом удерживаясь, чтоб не упасть. От усталости оба они почти оглохли.

Маленький пастух поднялся на вершину холма и смотрел на солнечный закат. Закат был красный, в его свете красиво темнел единственный дуб в долине… Но то, что увидел маленький пастух, было так безобразно, что маленький пастух задохнулся от гнева: там, внизу, в долине волк вцепился в морду их старой красной лошади, и красная старая лошадь не могла растоптать волка, красная лошадь вот-вот должна была повалиться на землю.

— Эй, кто там есть, эй, — послышалось с холмов, которые огибали долину с другой стороны, — волк душит лошадь, сейчас задушит, эй, где собаки, пустите на них собак, эй…

Маленький пастух открыл было рот, чтобы закричать, но не смог, у него вдруг пропал голос. Маленький пастух только махал руками и не мог выговорить ни слова. Собаки насторожились и посмотрели вниз, на долину. И собаки увидели всё и полетели… Топуш, Боб, Сево, Богар, Чалак, Чамбар… Чёрномордый Топуш был самый опытный среди них, молча нападал на волка, молча душил его. Он и сейчас молча бежал впереди всех. А Богар был самым молодым в своре, он немного побаивался волков и поэтому ещё издали начинал лаять, чтобы волки убежали и чтобы драки не было. Вот и сейчас Богар бежал и лаял, он то и дело обгонял Топуша, но не смел оторваться от всех и бежать впереди. И он останавливался и поджидал Топуша, некоторое время бежал рядом с ним, снова обгонял его и снова поджидал.

Когда лошадь вот-вот уже должна была упасть, волк словно во сне услышал собачий лай. Волк не захотел поверить, что собаки лают на него, — не могла же судьба быть так зла, чтобы целый день тяжкого труда пропал даром. Неужели он должен был вернуться к своим щенкам голодный и без добычи?

Когда все силы иссякли в ней, и боль в ноздрях притупилась, а в глазах уже было черным-черно, и уши словно ватой заложило, мать-лошадь услышала вдали собачий лай и поверила, что собаки лают из-за её жеребёночка, — не могла же судьба быть так зла, чтобы вот так вот дать умереть её жеребёночку. Старая лошадь знала, что лай кажется далёким оттого, что она устала и плохо слышит. Старая лошадь знала, что надо ещё немножко продержаться, пока собаки добегут до неё. Но как трудно стало дышать, какой тяжкой ношей сделалась эта жизнь.

Собачий лай взорвался над самым ухом волка, а волк всё ещё не верил, что после такой трудно доставшейся удачи последует такая неудача. Дома щенки голодные, что же теперь делать, в шее сильно закололо, заболело ухо, и волк отпустил лошадь. Лапа его была намертво прижата к земле. Чтобы высвободить лапу, нужны были силы, но где их было взять, господи, волку хотелось спать, спать. Волку хотелось умереть, отдохнуть наконец от всего. Волк приник к земле: главное — защитить горло, чтобы собаки не могли вцепиться в горло. И собаки вцепились ему в спину, стали трепать его за шею, за уши, а волк защищал только горло и набирался сил и отдыхал под грудой собак.

Он укусил чью-то лапу, и одна из собак с воем отскочила. Он поднялся, и собаки, окружив его, подождали, что он будет делать. Волк оглянулся — собак было очень много, и было трудно, было невозможно трудно вырваться от них и добраться до дома, и собаки поглядели на волка, с минуту они глядели так друг на друга, и волк не знал ещё, что будет делать, и собаки тоже не знали, что будут делать. И одна из собак, вся покрывшись мурашками, прыгнула на волка. Волк ещё удержался на ногах и понял, что самая опасная из собак — эта черномордая.

— Эй, парень, эй… Кто там есть… беги, помоги собакам, беги, помоги им задушить волка, эй… — позвали с противоположного холма.

Лошадь еле держалась на ногах. Голова у лошади отяжелела и клонилась книзу.