Zheneva - летние долги   ::   Садовой Александр

---------------------------------------------

Садовой Александр

Zheneva - летние долги



Александр Садовой

Zheneva - летние долги

Берег, умирающий в горы. Озеро - как застоявшийся спрайт, налитый в условиях советского похмелья в кружку с выщербиной на краю. Мой неразборчивый почерк днем на совещании превращает различные проекты в рассадник ромашек, надгробий и татуировок... унылых надписей DEPECHE MODE. адо производить впечатление. Два кофе-брейка и перерыв на обед. Стейк, бокал пива, потом лежу на скамейке, подлжив под голову пиджак, и смотрю в небо. Здание Объединенных аций, окруженное парком и бесконечныи экскурсиями - есть шанс затеряться в их толпе. Вдалеке снова маячит озеро, - вообще же, оно находиться здесь повсюду и отовсюду и видно, не говоря уже об огромном фонтане. Состояние вселенской скорби при мысли о своей горестной участи: "Слово имеет Российская делегация... ЕЭС... Турецкая делегация". И так до бесконечности. Способность целыми днями ворочаться вокруг одного слова. Пью кофе. Снова набережная. Прозраччная вода и столь же высокое небо. Хочеться спать. Французский язык так и остался для меня за бортом, несмотря на множество завлекающих обстоятельств в лице хотя бы и просто громадного количества симпатичных женщин, неговорящих по-английски абсолютно. у и черт с вами, сами виноваты. One more beer. Боже ж... как же меня достало все. И киберпанк, и прочая благая чушь. Перед отъездом целый день сидел и тупо пялился в "Лабиринт отражений", пытаясь хоть что-то там найти. е найдено. Борхес, случившийся под рукой здесь, в Женеве, и тот оказываеться куда более способным увлечь мое воображение. Хотя, черт его знает. Еще две ромашки на полях. Еще одна чашка кофе. Еще одна ночная набережная. И организованный поход всей делегацией в ночной клуб (читай: бордель) в виде бесплатного бонуса. Вернемся назад: Люфтганза, повисшая где-то между островерхих гор... состояние, близкое к шоковому во Франкфурте-на-Майне при виде удивительно красивой женщины, работающей в аэропорту. Hачатая бутылка виски рядом с тумбочкой на полу - 50г. на сон грядущий. Рядом заломанная на середине книга. Тихий шепот вентилятора, натыкающийся на высокие бедра Ульмы из эстонской делегации; время останавливаеться, чтобы дать мне передышку для дальнейшего разбега. Я сказал начальнику, что встретил какую-то знакомую и ушел в другую сторону по ночному городу. Решено. Я остаюсь. Я буду жить на берегу этого мертвого моря, наблюдая, как поднимаються и опускаються самолеты, прилетающие за мной. Ложусь на траву. Чувствую, как обдает меня ветром проносящаяся мимо на роликах парочка. Hе знаю даже, как все это описать,- миллион лет, кажеться уже, общения на английском и литовском выбил из меня окнчательно и те конечные кусочки русского, что я когда-то знал - состояние, близкое к сумасшествию: когда тебя не понимают, французский же язык и вовсе подминает под себя и затягивает, словно вязкое звуконипроницаемое болото. Hочь. Одинокий Ван Гог посередине горящих огней. Hикогда больше. Я не останусь здесь, к сожалению... я слишком привык к своему золотому Continental на запястье, да и прочим, однако, слабостям, удовлетворяемым в условиях моего литовского климата моей, опять же, зарплатой. Это уже та дань привычке, по-видимому, что и называеться в народе "зажрался"; у меня почти под шесть лишних килограмм плюс огромная склонность к философии, чтобы наинать что-либо заново; впрочем, конечно же, у меня есть на то причина... и даже целая их куча. Nevermind. Озеро засыпает подле меня, успокаиваеться фонтан, и только Ленин то и дело пересекает спокойные воды на катере, рапростроняя революционные настроения. Время пить Herschi. Равновесие поступков. Шестигранная библиотека. Объемные интерфейсы мешанина, достойная суасшедшего.