Варяг   ::   Мазин Александр Владимирович

Как у покойника Брюса Ли.



Голомята покопался в сумке, выудил монетку, бросил парню. Тот поймал.



– Как съездили? – спросил он.



– Не в убытке.



– А это кто с вами?



Серега не сразу понял, что речь – о нем.



– По дороге прибился. Его Перша ободрал.



Парень отложил топор, встал.



– Ох доиграется Перша! – посулил он, оглядел Духарева, констатировал: – А ниче парниша! Здоровый. Не пропадет. Кличут как?



– Серегей! – вместо Духарева ответил Голомята.



– Ишь ты! – удивился парень.– Чего умеешь, Серегей?



– Зубы выбивать,– мрачно ответил Духарев.



Парень ему не понравился. Наглый, как тамбовский бычок.



Парень, впрочем, не обиделся. Или намека не понял.



– Коли так, Голомята, вези его наверх. Может, сгодится в княжьи люди?



– Дело,– согласился Голомята.– Свезу.



И хлестнул лошаденку.



Трещок так и не проснулся.



Дорога шла узкая, между заборов. По обе стороны – деревянные тротуары. Лошаденка топала не спеша, гоняла хвостом мух. Все вокруг было такое настоящее… слишком настоящее для самого крутого глюка…



Серега почесал стриженую макушку, поскрипел мозгами… и принял все как есть. Ничему не удивляться, не возмущаться. И не борзеть. По крайней мере, пока ситуация не прояснится. А пока рассматривать ее как приближенную к боевой. Провоевал Духарев совсем немного, но успел усвоить накрепко: главное – выжить. Те, кто удивляется, возмущается и умничает, возвращаются домой за казенный счет, под номером «200». Не борзеть. Однако и клювом не щелкать.











Глава 3,



в которой выясняется, кто крут, а кто – не очень









Улочка виляла, как уклейка, но упорно карабкалась вверх, пока не добралась до местного рынка.



Тут было шумно, толкался разный местный народ, и выглядел этот народ настолько чуждо для глаз питерского парня Сереги Духарева, что тот совсем растерялся.



– Слазь,– скомандовал Голомята.– Тебе туда! – Он махнул рукой вправо, где между домами видно было пустое пространство. А за ним – высокий забор.



– Спасибо,– Серега соскочил с телеги.



– Удачи, паря! Не робей!



Трещок так и не проснулся.



Духарев пошел в указанную сторону и минут через пять оказался у архитектурного ансамбля, который украшал вершину холма.



Первым внимание привлекал могучий забор: ряд толстых, тесно пригнанных, заостренных сверху кольев, обмазанных какой-то сизой дрянью. Кое-где над частоколом возвышались деревянные же башенки, а в одном месте ограда вытягивалась кишкой и сходилась к воротам. Над воротами тоже возвышались башенки, а сами ворота выглядели весьма солидно: высокие, окованные железом. Под старину. Впрочем, тут все было – под старину. А и в самом деле – может, это какой богатенький новорус в историю балуется? Была вроде такая мода?



Створки были приоткрыты, поэтому Духарев решил, что можно войти без стука.



По ту сторону ворот оказался довольно узкий коридор, мощенный булыжником. Камни мостовой были подогнаны очень тщательно, а вот забор изнутри выглядел совсем непрезентабельно: какие-то лесенки, балки… Как будто его еще не достроили.



Никем не остановленный, Духарев миновал узкий проход и оказался на просторном, тоже мощеном дворе, с колодцем и несколькими строениями. Жемчужиной этого деревянного зодчества, вне всяких сомнений, можно было назвать особнячок в два этажа с башенками и красной крышей. Симпатичный особнячок, стильный. За особнячком высилась каланча высотой метров десять, с крохотными окошками. Предположение насчет играющего в «историю» новоруса еще более укрепилось.



По двору задумчиво бродила свинья, и явно маялся от безделья белоголовый парень лет двадцати, прикинутый, по местной моде, в ярко-синие сапожки, которые время от времени ласково поглаживал. Видно, нравилась ему собственная обувка.



На Серегу парень глянул, но вскользь.