Человек в круге   ::   Югов Владимиp

За это спасибо, - думал я, - и Кравцову, и всем другим, в том числе и ныне сидящему передо мной, постаревшему, но непреклонно верящему в справедливость генералу в отставке Шмаринову.

"Теперь и посуди сам, - уйдя от Шмаринова, уже в доме родственников, рассуждал я, - виноват ли бывший твой сослуживец Кравцов, или не виноват. Он всегда выступал на комсомольских собраниях правильно. Он всегда призывал к миру и добру, "содружеству", как любил подчеркивать. А потом шел в свою писарскую - в маленькую уютную секретную комнатку - и писал доносы. На тебя. На Мамчура-поэта. На всех, кто был чуть повыше его и чуть поумнее. Такие плачутся теперь. Ах, их теперь подозревают! Ах, их теперь презирают! За то, что они оберегали Родину!" "А что, может, я не прав? сказал я сам себе. - Может, такие нужны были? Бдительные! Сверхбдительные! Никого не щадящие! Может, было бы с ними лучше? Тогда бы этого беспорядка не существовало бы! Тогда бы брат не убивал брата! Тогда бы грузин не пытал в застенках грузина!"

Но я тут же с ужасом подумал: а как же моя месть Кравцову?! Он убивал умных, добрых, способных. Строчкой убивал их. И я тебя, Кравцов, презираю. И я тебя, Кравцов, убью...

...Я вошел в дом к Кравцову. Была уже глубокая ночь. Я умел уже входить в дома, которые окольцованы: стоит лишь подождать, когда выходят из этого дома и сказать: "Ах, забыл ключи!" И вы проходите туда, куда вам следует проходить.

Я шел к нему уверенно. Но я увидел его лицо - он только что вышел из своей квартиры. Но я еще не понимал, что иду рядом с квартирой Игоря Железновского. Это же и его дом! Голова моя, оказывается, была забита лишь местью. Я думал лишь о Кравцове.

Он, Кравцов, однако, мне шепчет на ухо, берет меня за плечо, как будто не он приводил ко мне этих амбалов, не он выбивал из меня все материалы, что касались Ковалева.

- Слушай, - он шепчет, - повесился Железновский. В своей квартире.

- Как?!

Я еще ничего не понимал.

- Зайдем. Я знал, что ты придешь.

- Я шел к тебе... Не за этим!..

- Я знал... Слушай, может, и мне повеситься? Или убить себя?

Он все шептал, и я чувствовал, что он пьян, едва держится на ногах.

Мы вошли в комнату, где совсем, кажется, недавно Игорь Железновский принимал меня, где отказывался подписывать любую мою бумагу. Какой я наивный! "Справедливость и возмездие!" Есть ли они на земле? Железновский повторял: "Писаешь против ветра!" Он еще грубее выражался, когда говорил о Ковалеве.

Мы сидели с Кравцовым у холодного тела Игоря.

Кравцов снял его сам.

- Ты вызвал, кого надо? - спросил я, по-моему, в третий или в пятый раз.

В этот раз он ответил:

- Прибежит ковалевщина. А это... Это очередное беззаконие.

Я подошел к телефону.

- Погоди, - сказал Кравцов, - давай сидеть до утра. Иначе я пойду и тоже повешусь.

- Скажи, какие-то документы о том... Ну о том...

- О заставе?

- Да.

- Они у меня.

- Ковалев знает?

- Догадывается. Я приезжал к Мещерскому, когда его убили. Другие не успели. Я продам эти документы!

- Ковалев в самом деле вас всех контролирует? Он контролирует, скажем, тебя?

- Он половой маньяк. Был половой гигант, теперь просто маньяк.

- Чем он удерживает рядом с собой Мещерскую?

- Да она хуже его!

- Брось! Хуже его не бывает.

- Она хуже его.

- Чем же она хуже его? Докажи!

- Тем, что весь век жила сучкой. Она Шугова любит. А это разве дело? Он убежал! А она его любит. И потому все вокруг нее, как в аду... Она других не любит. И никогда не полюбит.

- Шугов приезжал к ней?

- Ха! Он каждый год к ней прилетает теперь.

- А что же Ковалев? И как можно Шугову прилетать сюда?

- Он классный шпион. Ему сделана давно пластическая операция... Послушай, ты занимаешься всю жизнь Шуговым, и ты этого ничего не знал?

Как раз я это все знал уже. Мне сказал об этом Игорь Железновский. В последнюю нашу встречу. Когда он так нежно склонялся надо мной и тер мои виски нашатырным спиртом. В тот день он мне и рассказал об этом. О том, что шансы наши с ним у Мещерской мизерны.