Черная Орхидея   ::   Эллрой Джеймс

А Томас сдрейфил, бросил кошелек и дал деру. Но пальчики свои на кошелечке все равно оставил да и кучу свидетелей в придачу.

Бланчард толкнул мексиканца.

— Абла инглез, Томас?

Дос Сантос отрицательно замотал головой. Ли с грустью заметил:

— Он покойник. Убийство, пусть не предумышленное, — прямая дорога в газовую камеру. Через шесть недель этот пижон скажет «адиос».

Я услышал оружейную стрельбу, доносившуюся со стороны Эвергрин и Уобош. Привстав, я увидел, что языки пламени перекинулись из разбитых окон здания на трамвайные провода и линии электропередач. Один из лежащих морпехов показал мне средний палец, и я сказал Бланчарду:

— Надеюсь, эти ребята не запомнили номер твоего значка.

— Да мне насрать.

Я показал рукой в сторону факелов горящих пальм.

— Сегодня вечером нам его в участок не доставить. Ты сюда прибежал специально, чтобы раззадорить их, так? Ты думал...

Бланчард прервал меня, слегка толкнув в грудь:

— Я прибежал сюда, потому что знал, что порядок восстановить не смогу, но, если буду стоять на месте, меня просто замочат. Ты-то понимаешь?

Я засмеялся.

— Да. А потом...

— Потом я увидел, как морпехи гонятся за этим пижоном. И мне показалось, что он удивительно похож на разыскиваемого по статье 411-43. Тут они меня и зажали. Потом смотрю — ты ищешь приключений себе на голову. Ну и решил тебе это приключение устроить. Звучит убедительно?

— Все сработало.

Двое морпехов смогли наконец подняться на ноги и стали помогать своему товарищу сделать то же самое. Когда все трое заковыляли прочь, мексиканец, выбрав самую большую задницу из трех, дал по ней пинка. Толстяк, владелец этой самой задницы, развернулся, чтобы ответить, но тут вмешался я. Проиграв битву в восточном Лос-Анджелесе, трое вояк, пошатываясь, заковыляли в сторону выстрелов и горящих пальм. Бланчард, взъерошив Дос Сантосу волосы, сказал:

— Ну, что, умник, тебе крышка. Ладно, Блайкерт, пошли, переждем где-нибудь эту заваруху.

* * *



Через несколько кварталов мы набрели на заброшенный дом с грудами газет на крыльце и вломились туда. В шкафу, на кухне, оказалось немного шотландского виски, и Бланчард снял с Дос Сантоса наручники, чтобы он мог с нами выпить, и сковал ему лодыжки. К тому времени как я сделал закуску, мексиканец уже уговорил полбутылки и начал распевать мексиканскую версию «Чатануга чу-чу». Через час бутылка была пуста, а малый ушел в отключку. Я уложил его на кровать и набросил сверху одеяло. Бланчард заметил:

— Это мой девятый угловник за 43-й год. Через шесть недель он нюхнет газу, ну а я годика через три буду где-нибудь на Северо-Востоке [2]  или в Отделе судебных приставов.

Его самоуверенность меня задела.

— Навряд ли. Слишком молод, пока еще даже не сержант, путаешься с бабой, потерял своих высокопоставленных дружков, когда перестал участвовать в подпольных боях, кроме того, не работал в патруле. Ты...

Увидев, что Бланчард стал ухмыляться, я замолчал. Он подошел к окну и выглянул на улицу.

— Полыхает на улицах Мичиган и Сото. Красота.

— Красота?

— Да, красота. Однако ты много обо мне знаешь, Блайкерт.

— Слухи ходят.

— О тебе тоже.

— И какие?

— Что твой папаша — за нацистов. Что ты сдал федералам своего лучшего друга, чтобы получить место в полицейском управлении, что ты улучшил свои спортивные показатели, проводя бои со слабаками из среднего веса.

Его слова повисли в воздухе как приговор.

— Это все?

Бланчард повернулся ко мне лицом.

— Нет. Говорят, что ты не интересуешься бабами и что думаешь, будто можешь меня победить.

Я принял вызов.

— Что ж, все это правда.

— Да? Ты тоже не наврал. Только я уже в сержантском списке и в августе перехожу в Отдел по борьбе с наркотиками и проституцией Хайленд-парка.