Боберман-стюдебеккер   ::   Алмазов Борис Александрович

Боберман елозил на пузе около его ног, глядя на хозяина, как на икону.

— Не может быть! — сказал Вовка и даже потряс для верности головой. — Но все было именно так! Он повторял слова отца. Еще бы ему их не запомнить, если отец не раз и не два именно этими словами пытался разбудить в нем совесть.

Вовка оторопело захлопал глазами и глянул на бобермана, словно увидел его в первый раз.

Здоровенный наглый и придурковатый ублюдок преданно заглядывал ему в глаза.

— Надо же было именно тебя купить! — пролепетал Вовка.

И тут же вспомнил слова Резуса: «Какая у тебя собака — такой и ты сам! Тут полное совпадение характеров».

— Неужели я такой? — прошептал Вовка.

Чем пристальнее он вглядывался в стюдебеккера, чем подробнее перебирал черты своего характера, припоминал свои поступки, тем все более убеждался: да! Именно такой!

Начнем с малого: домой он приводил толпы приятелей, таких, которые сильно напоминали компанию бобермана. Он никогда не думал, что у родителей могут быть свои дела, свои заботы, а всегда требовал внимания к себе, к своим нуждам, к своим блажным требованиям!

Захотел — так вынь да положь! Взять хотя бы стюдебеккера. Ну, а что касается симуляции…

Вовка только вздохнул. От всех этих сравнений его пот прошиб. Молча он поднялся. Молча взял поводок и поплелся домой. Новые и новые общие с боберманом качества припоминались ему по дороге. И от этого, может быть, впервые в жизни, Вовка посмотрел на себя и на свою жизнь со стороны. Невеселая получилась картинка!

Сами собой из Вовкиных глаз выкатились слезы. Не обращая на них внимания, Вовка шагал и шагал. Слезы катились по щекам, капали с носа.

Георгин, поскуливая, забегал вперед и, подпрыгивая, норовил их слизнуть с лица хозяина.

«И никакой я не Штирлиц! — думал Вовка. — А симулянт, лодырь и тупица!»



Глава пятнадцатая

И у Георгина талант отыскался!..

…И еще какой! Из-за этого таланта отец смотрел телевизор в наушниках, а бабуля все-таки уехала погостить к другим своим дочерям и внукам. Явил свой талант стюдебеккер неожиданно, но сразу во всем блеске.

Жить он в прихожей, естественно, не желал. С большим трудом его удавалось вытолкать туда на ночь, днем же он терся в комнатах, затаиваясь под диванами, стульями, выскакивая неожиданно прямо под ноги с таким искусством, что все Вовкино семейство кувыркалось через него, будто клоуны в цирке.

Как подсчитала мама, с той поры как в доме появился Георгин, в семье перебили посуды больше, чем за всю предыдущую жизнь. Даже если вести счет с рождения бабушки. Однако, это был не главный талант бобермана.

Георгин с большим интересом присматривался к телевизору. Особенно его волновали музыкальные передачи. Не однажды мама вскакивала, держась за сердце, когда Георгин вставал передними лапами на спинку ее кресла и взвизгивал прямо ей в ухо.

Но это были еще цветочки. Исторический момент грянул неожиданно, как стихийное бедствие.

Шел какой-то концерт. Ведущая в длинном черном платье с блестками процокала каблучками.

— Алябьев. «Соловей», — объявила она.

Певица в белых кружевах сложила руки лодочкой, точно собралась нырнуть со сцены в зрительный зал.

— Ах, люблю… — сказал отец, устраиваясь поудобнее на диване.

Вовка тоже поднял голову от тетрадей — теперь он, чтобы избавиться от Георгина — ну, скажем, чтобы не выводить его по вечерам, — учил уроки. Бабушка и мама тоже приготовились слушать.

Никто не видел, как за креслом, взволнованный оркестровым вступлением, поднялся Георгин.

— Со-о! Ло-о! Вей! Моой! Со-о-ло-о-вей! — по складам пропела певица.

И боберман вдруг вместе с оркестром грянул гнусавым баритоном:

— Вац, вау-у-у-у…

— Гооолосистый, соооловей! — продолжала певица.

— Ай! Ай! Ай! — поддержал ее боберман.