Черный Камелот   ::   Кайл Дункан

Совсем иначе обстояли дела с информацией, собранной людьми Гейдриха. И в партии, и в государственном аппарате она считалась наиболее опасной, так как Гейдрих, похоже, не ограничивался сбором компромата на реальных и потенциальных врагов партии и государства. Многие поговаривали, что его досье содержит малоприятные факты из жизни всех партийных боссов, начиная с самого Гитлера. Шелленберг хорошо помнил разговор со шведом Феликсом Керштеном, массажистом Гиммлера, его ближайшим доверенным лицом. Керштен рассказал, что однажды Гиммлер показывал ему документ, из которого следовало, что Гитлер не только когда-то лечился от сифилиса, но что это лечение оказалось неэффективным и безуспешным. Он высказал предположение, что этот документ попал к Гиммлеру из досье Гейдриха.

Шелленберг знал, какая участь постигла бумаги Гейдриха. После его гибели в Праге в 1942 году шкафы, в которых хранились документы, были опечатаны по приказу Гиммлера и немедленно, под охраной бронемашин из спецподразделения СС, перевезены в хранилище, местонахождение которого держалось в строжайшей тайне. Гиммлер направился туда самолично и провел там две недели, изучая материалы. По окончании его работы часть досье, касавшаяся иностранных граждан, была передана в ведомство Шелленберга. Материалы на офицеров сухопутных войск, ВВС и ВМС после июльского покушения на Гитлера были отправлены Мюллеру в гестапо. Оставшаяся самая большая часть досье осталась в ведении Гиммлера и была доступна только ему самому. Шелленберга волновал вопрос: почему Адольф Гитлер, знавший, вероятно, о взрывоопасном характере документов, допустил подобную ситуацию.

Но фюрер поступил именно таким образом, и добраться до бумаг не представлялось возможным. В прежние времена задать рейхсфюреру вопрос по поводу местонахождения списков не составило бы труда. Однако сейчас Гиммлер – командующий армейской группой «Висла». Кроме того, в отношении своего покровителя Шелленберг имел собственные планы и предпочитал, чтобы тот оставался в неведении, по крайней мере – на данный момент. Итак, экземпляры списка, принадлежавшие Гейдриху, оказались недоступными. Оставался экземпляр адмирала Канариса, однако его наличие в ворохе перепутанных бумаг абвера Шелленберг пока еще ставил под сомнение.

Чтобы рассеять свои сомнения, Шелленбергу необходимо было повидать Канариса, что само по себе не предвещало ничего хорошего. Прошлым августом, выполняя указания Кальтенбруннера, он сам арестовывал старого адмирала, испытывая при этом чувство горького негодования, поскольку считал Канариса своим другом. Теперь Канарис – узник страшных подвалов гестапо на Принц-Альберт-штрассе, и Шелленбергу очень хотелось бы знать, во что месяцы заточения и допросов превратили этого аса разведки, сумел ли он вынести битье по почкам. Впрочем, даже если и сумел, то все равно он – уже не жилец на этом свете, сам понимает это и, вероятнее всего, будет упорствовать, а это означает, что... информацию из него придется выколачивать. Такая перспектива отнюдь не радовала, поэтому Шелленберг прибыл на Принц-Альберт-штрассе в дурном настроении...

Возвращался же он ошеломленным: Канарис был с ним приветлив, сообщил с откровенностью, вызвавшей у младшего коллеги комок в горле, что он служил Германии сорок лет и готов служить до последнего дыхания. Он сказал, что хорошо помнит интересующий Шелленберга документ и знает, где его найти. В благодарность за это Шелленберг пообещал прислать Канарису коробку сигар (не будучи при этом уверенным, что она попадет в руки старого адмирала).

Двумя часами позже, перерыв горы абверовских документов, весь в поту и пыли, Шелленберг извлек на свет нужную бумагу.