Два дундука из сундука   ::   Гусев Валерий

Василий попрощался со всеми за руку, даже со мной и Алешкой, сел в свой трактор и запылил по дороге.

– Всего делов-то! - гордо сказал Митёк, когда мы подошли к машине. Сказал так, будто это он ее починил.

Мама сняла каску и отдала ее Алешке.

– Уговорила Клавдию? - спросил он.

– Легко, - кивнула мама. - Кирпичами ее растрогала.

– И что она сказала?

– Она сказала… - Мама задумалась, припоминая. Взглянула на папу. - Она сказала: «И-и-и, милая. Васька мой - паразит. А твой, видать, не лучше!» И забрала заявление.

Папа хмыкнул и отвернулся.

Я думаю, про эти кирпичи под колесами мама до Нового года ему напоминать будет.

Митёк торжественно загнал машину в гараж и поскреб бороду:

– А теперь неплохо бы и медком полакомиться. Знаете, какой у меня мед? Гречишный!

Алешка с удивлением взглянул на него. Повернулся к маме:

– А что, бывает мед и пшенный? И манный?

Митёк захохотал так, что показал нам все свои белые зубы.

– Чудак! Этот мед мои прекрасные пчелы собрали на поле, где цвела гречиха. Знаешь, какие у меня пчелы!

– Знаю, - сказал Алешка. - Они вас любят, как собаки. И так же слушаются.

– Ставьте чайник, я пошел за медом. - И Митёк накинул на плечи рубашку.

– Мить, - спросил папа. - А разве тебе не надо, я слышал, какой-то дымокур, чтобы пчел отогнать. Шляпу с сеткой, чтобы не покусали.

– Что ты, Серега! - хвастливо отмахнулся Митёк. - Они меня как родного любят. Знаешь, как они меня слушаются! - И он направился к двери. - Как собаки.

Алешка кинулся следом:

– И я с вами, посмотреть хочется.

– Что ты! Они только меня признают. Покусают так, что ваша родная мама тебя не узнает, испугается. - И он захлопнул за собой дверь.

Наша родная мама поставила на плитку чайник и стала собирать на стол. Расставила чашки, заварила чай, нарезала хлеб. И вдруг прислушалась.

– Тише! - сказала она. - Мне показалось, что кто-то вскрикнул.

Мне тоже. Вскрик раздался еще раз. И превратился в сплошной вой. Похожий на визг.

Мы выскочили на крыльцо. Вой доносился со стороны пасеки. И становился все сильнее. И с той же стороны показался бегущий Митёк. Над его головой клубилось что-то вроде небольшого темного облака.

Митёк мчался, как конь, не переставая ржать. Такой уж истошный был у него крик.

Он влетел на крыльцо и завопил:

– Все в дом! Они атакуют!

Это мы уже и сами поняли. Темное облако не только вилось и клубилось, оно еще и гудело, и кусалось.

Как Митёк очутился в доме, как мы захлопнули дверь - я даже не помню. Помню, что мы стояли у двери и слушали, как за ней густо гудят разгневанные пчелы.

Митёк упал в кресло, порылся в бороде и с воплем отдернул руку.

– Вот! - плачущим голосом сказал он. - Еще и в палец.

– Боже мой! - сказала мама.

Она приготовила содовый раствор и достала из своей косметички маленький пинцет.

– Сиди спокойно! - скомандовала она Митьку. И стала пинцетом выдергивать из его лица пчелиные жала. Из щек, изо лба, из бровей и век. И даже из макушки, где у Митька прорезалась круглая лысинка.

Потом она смочила ватку в растворе и смазала все укусы.

– Спасибо, - вздохнул Митёк. - Ты знаешь, у меня пчелы…

– Самые кусачие, - продолжил Алешка. - Как собаки.

– Это все из-за тебя! - набросился Митёк на папу. - Ты их натравил!

– Я? - удивился папа. - Я даже не знаю, как их натравливать.

– Ты! Ты! Потому что разбрасываешь где попало свои рубашки.

Точно! Митёк второпях схватил папину форменную рубашку, которая висела на спинке стула.

– Они меня в этой рубашке не узнали! - продолжал свои упреки Митёк. - К тому же рубашка милицейская!

– У них аллергия на милицию? - спросил папа. - Почему бы это? Может, они мед воруют? Или пасутся на чужом поле?

Митёк усмехнулся. Мама улыбнулась. Мы с Алешкой похихикали.

– Ладно, - сказала мама. - Пчелы улетели, будем пить чай.

– С медом, - сказал Митёк. - Я ведь рамку не бросил.