Итамар К.   ::   Нетаньягу Идо

Посмотрим… я не хочу распространяться на эту тему, чтобы не сглазить… Но не все пройдет легко. Некоторые вещи обойдутся дорого.

— Я знаю. Но я уверен, что и с тремястами тысяч можно…

— Разумеется, бюджет — триста тысяч и ни гроша больше. Думаю, часть актеров согласится работать бесплатно. Мы ведь знаем, в нашей маленькой стране только дай им возможность сниматься — и они прибегут. Что делать, в определенных сферах мы еще не избавились от былой провинциальности. Кстати, по-моему, даже Равиталь Кадош не против участвовать бесплатно, только позволь ей раз-другой обнажить свои груди.

— Равиталь Кадош? — Итамар понятия не имел, кто это такая.

… Возможно, на него повлияло не только слово «благородно». Итамар, с его богатым воображением, наверно, ожидал увидеть перед собой некоего двойника Бенциона Апельбаума — своего первого «мецената», подарившего ему новую скрипку. Итамару тогда только исполнилось девять.

«Ты обязуешься играть с открытым окном, и я буду получать удовольствие от своего капиталовложения», — сказал ему Апельбаум глубоким мелодичным голосом. Итамар остро воспринимал все происходящее вокруг и запоминал впечатления на всю жизнь. В детские годы в Иерусалиме он проводил долгие часы в доме у соседа, слушал пластинки с записями классической музыки и перелистывал многочисленные книги по искусству из богатой библиотеки Апельбаума.

— А чему ты удивляешься? — Голос Каманского вернул Итамара к действительности. — Да, сиськи у нее порядком обвисли. Ну и что? От этого сломается твоя камера? Даже не идеальная нагота — тоже искусство, а мы должны считать каждый грош. А может быть, как говорят многие, именно не идеальная нагота и есть искусство. Тебе придется немного изменить сценарий в этом месте, но такую цену стоит заплатить. Нужна осмотрительность.

— Но если вы считаете, что трехсот тысяч долларов хватит, то почему же…

— Несомненно. Но каких трехсот тысяч? Сумма сумме рознь. Если бы ты не провалился на экзамене на аттестат зрелости, то, наверно, понял бы, что у каждого доллара из этих трехсот тысяч есть свой особый вес. Триста тысяч для произведения вроде твоего — это ценность, это доллары для кино, у них нет другого назначения, кроме кино. Если они не пойдут на твой фильм, то пойдут на другой. У моих же трехсот тысяч по сравнению с теми — другой, так сказать, удельный вес, совсем иное качество. Это деньги созидающие. С одной стороны, они дадут возможность получить подарок академии. (Кстати, это их удивительное «удваивающее» свойство может проявиться через неделю-две. Все зависит от твоего поведения на заседании комиссии.) С другой стороны, когда я заберу их обратно, — не волнуйся, Итамар, не заберу прежде, чем ты получишь подарок от академии, — они выступят в иной роли: вложения, акции, проекты. Они подрастут, полезут в гору, помогут нам заработать… Ладно, я слишком увлекся, унесся далеко в будущее.

— Но…

— Опять «но». Когда ты прекратишь эти свои «но»? Я кладу тебе в руки свои кровные денежки, верю в тебя — и все, что ты можешь сказать мне, это «но»… Ты даже не узнал до сих пор, что именно их не устраивает в твоем сценарии. Иди к ним и послушай, у них есть, что тебе сказать. Иногда нужно уметь слушать, ты молод и, по-видимому, еще не научился этому. Их стоит послушать, они замечательные люди. Ты, вообще, знаешь, кто они, члены академии? Доктор Ицхак Авиталь, человек очень образованный, ученый, член консультативного совета по присуждению премии президента; он, так же, как и я, заседает в комиссии Гистадрута [3] по присуждению премии «Серп» за достижения в труде и общественной деятельности. Он автор монографии «Строительство у ацтеков в связи с проблемой десяти утерянных Израилевых колен» и еще ряда важных исторических исследований.