Калле Блюмквист-сыщик   ::   Линдгрен Астрид

Уж, казалось бы, куда тише и безмятежнее городок, и вдруг — бац! — выстрел среди ночи, а потом — раз! — одно за другим четыре убийства. Негодяи на то и рассчитывают, что никому не придет в голову подозревать что-либо в таком маленьком городке в такой чудесный летний день. Да только они не знают Калле Блюмквиста!

В нижнем этаже находилась лавка. На вывеске стояло: «Бакалейная торговля Виктора Блюмквиста».

— Попроси у отца леденчиков, — предложил Андерс.

Калите и самому пришла в голову эта здоровая идея. Он просунул нос в дверь. Там за прилавком стоял Виктор Блюмквист собственной персоной. Это и был папа.

— Пап, я возьму немножко вон тех, полосатеньких!

Виктор Блюмквист бросил нежный взгляд на свое белобрысое чадо и что-то добродушно промычал. Это означало разрешение. Калле запустил руку в ящик с леденцами и быстро ретировался к Андерсу, который ждал его на качелях под грушевым деревом. Но Андерс не выказал ни малейшего интереса к «тем, полосатеньким». С глупым выражением лица он уставился на какой-то предмет в саду булочника. Этим предметом была булочникова дочка Ева-Лотта. Она сидела на качелях, в красном клетчатом платье, качалась и уплетала булочку. И, кроме того, она напевала, так как была разносторонне одаренной особой.

Жила-была девчонка,

Звалася Жозефина,

Жозефина-фина-фина,

Жозе-жозе-жозе-фина…

Чистый, приятный голосок отчетливо доносился до Андерса и Калле. Калле рассеянно протянул Андерсу леденцы, безнадежно глядя на Еву-Лотту. Андерс так же рассеянно взял один, не менее безнадежно глядя на Еву-Лотту. Калле вздохнул. Он безумно любил Еву-Лотту. Андерс тоже. Калле твердо решил жениться на Еве-Лотте, как только скопит достаточно денег на обзаведение хозяйством. Андерс тоже. Но Калле не сомневался, что она предпочтет именно его, Калле. Сыщик, на чьем счету что-то около четырнадцати расследованных преступлений, — это, пожалуй, будет похлеще, чем машинист! А машинистом собирался стать Андерс.

Ева-Лотта качалась и пела, словно и не подозревала, что за ней наблюдают.

— Ева-Лотта! — позвал Калле.

Всего-то у ней было

Что швейная машина,

Ма-шина-шина-шина-шина,

Ма-ма-ма-ма-шина-шина…невозмутимо продолжала Ева-Лотта.

— Ева-Лотта! — крикнули вместе Калле и Андерс.

— Ах, это вы! — сказала Ева-Лотта, очень удивившись.

Она слезла с качелей и милостиво подошла к забору, отделявшему ее сад от сада Калле. В заборе не хватало одной доски — Калле ее сам вынул. Это было очень удобно — позволяло беспрепятственно беседовать, а также лазить в сад к булочнику, не утруждая себя обходными путями. Андерс втайне страдал от того, что Калле живет рядом с Евой-Лоттой. Все-таки как-то несправедливо. Сам он жил далеко, совсем на другой улице, где он, родители и маленькие братишки и сестренки ютились в одной комнате с кухней над папиной сапожной мастерской.

— Ева-Лотта, пойдешь с нами в город? — спросил Калле. Ева-Лотта с наслаждением проглотила последний кусок булки.

— Почему бы нет?

Она стряхнула крошки с платья. И они пошли. Была суббота. Хромой Фредрик был уже навеселе и стоял, как обычно, около дубильни, окруженный слушателями. Калле, Андерс и Ева-Лотта тоже подошли послушать, как Фредрик рассказывает о подвигах, которые он совершил на строительстве железной дороги в Норрланде.

Слушая, Калле внимательно смотрел по сторонам. Он ни на минуту не забывал своего долга. Ничего подозрительного? Увы, ничего! Но ведь известно, что нс всегда можно доверять даже самой невинной внешности.