Лопатка   ::   Пантелеев Алексей Иванович

Даже яблоко стал есть как-то без интереса.

И тут я, кажется, в первый раз за все это время вдруг подумал о том, что ушли мы без спросу, что дома нас ждут и, может быть, уже ищут. Стало сразу невесело. Тем более что и яблоко было уже съедено, и двух копеек, суливших нам до сих пор столько радости и блаженства, не стало больше в наших карманах.

Я поискал, куда бы кинуть обглоданный яблочный огрызок, и тут вдруг увидел, как из-за угла Могилевского проспекта на Садовую улицу вышла процессия "сандвичей". Пять или шесть мальчиков - чуть побольше меня, облаченные в белые балахоны и в белые не совсем чистые цилиндры, шли гуськом по мостовой ближе к тротуару, и каждый нес на двух длинных палках что-то вроде картины или афиши. Это называлось - живая реклама.

Я пошел побыстрее, чтобы догнать мальчишек и посмотреть, что у них там написано или нарисовано. Нарисованы были какие-то красивые наездницы или акробатки в черных чулках, а из того, что было написано, я успел прочесть только несколько непонятных слов: "сезона"... "Луна-парк"... "Гала-представление"...

Тут я наткнулся на большой дворницкий совок с мусором, чуть не упал, кинул в этот совок, поскольку он оказался у меня под ногами, яблочный огрызок и оглянулся, чтобы взять за руку Васю. Но Васи рядом не было.

Я бросился назад. Сердце у меня быстро-быстро заколотилось. Господи, где же он? Я бежал, расталкивая людей, налетая на тумбы и фонари. Где он, куда он девался?! Может быть, обогнал меня, идет за этими дурацкими сандвичами? Я побежал догонять сандвичей, догнал их, перегнал их. Васи не было. Сердце билось теперь где-то в голове, в висках. Я опять кинулся назад, в сторону Покрова!.. "Господи! Господи! Господи!.." - шептали мои пересохшие губы.

И вдруг я увидел Васю.

Маленький братец мой стоял недалеко от гастрономического магазина Бычкова на самой середке тротуара. Стоял он как-то странно, по-солдатски: ноги вместе, руки по швам, а голову при этом плотно прижал к плечу и тоскливо смотрел в небо.

От радости я даже не удивился и не очень рассердился.

- Ты что? Ты почему, дубина такая, теряешься? - сказал я почти ласково.

Не отвечая, он продолжал пристально смотреть в осеннее небо.

- Что с тобой? - спросил я.

- Я пи-пи хочу, - сказал он голосом мученика.

- Ну и что? Потерпи.

- Не могу. Очень хочу.

Я посмотрел на железные ворота, возле которых мы стояли. На воротах висела дощечка: "Отхожего места нет". На следующих воротах было написано: "Уборная во дворе не имеется". Эти надписи я читал вслух, так как Вася в то время читать еще не умел. Боюсь, что это чтение не доставляло ему очень большого удовольствия. Он шел за мной медленно, как старичок, пригнувшись и с трудом разгибая ноги.

- Потерпи, пожалуйста, - сказал я. - Скоро Фонтанка. А на Фонтанке есть писсуар.

- Где? Какой писсуар? - сказал он плачущим голосом.

- Ну что ты, уже забыл? Серый. Железный. Около водопойки.

- Мне не дойти, - сказал Вася, останавливаясь.

Я понял, что это правда, завел его в первые попавшиеся ворота, поставил в темный угол и сказал:

- Ну!..

Целую минуту я ждал его. Я слышал, как он сопит, и видел только его спину и плечи.

- Поторопись ты, - сказал я, нервничая. С трепетом поглядывая то на калитку, то в глубину двора, я ждал, что вот-вот появится дворник или городовой. Наконец я услышал в углу вздох облегчения.

- Застегнись, - приказал я.

- Я не умею, - сказал Вася. Пришлось, поскрежетав зубами, опуститься на корточки и делать за него то, что каждый человек должен делать сам. Оказалось, что это не так-то просто - застегивать чужие пуговицы. Как назло, еще и штаны у нас были совсем новенькие, петельки были жесткие, не обмялись, пуговицы в них не влезали, выскальзывали из пальцев.

- Идем, - сказал я, поднимаясь. - И в дальнейшем веди себя, пожалуйста, прилично.