Повторение пройденного   ::   Баруздин Сергей Алексеевич

- А все же, кто именно?

- Игорь, например, - произнесла Надюшка и опять добавила: - Ну не могла я иначе! Правда, не могла!

- Это тот самый Игорь, который учительницу... дурой обозвал?

- Да... то есть нет, - поправилась Надюшка. - Он же не про нее написал, я говорила тебе. Это потом он сказал...

- Он второгодник?

- Почему второгодник? Просто он старше нас на два года. Он в детстве болел полиомиелитом. И два года пропустил. У него и сейчас еще рука плохо двигается...

- Ну, а ты? Как ты относишься к нему?

- Как? Никак! Мы просто дружим. Он, честное слово, хороший. Только откровенный слишком. Прямо все говорит, как есть. Если хочешь знать, даже когда Сталина стали критиковать в газетах, он прямо учительницу спросил, а она говорит: "Не знаю". А он: "Вы же газеты читаете? Что вы думаете о культе?" А она ему: "Эта тема не для вас!" Вот с тех пор она и придирается к нему. И он ее не очень любит... А вообще-то ты не волнуйся...

- Я и не волнуюсь.

- Нет, я почему говорю... - продолжала Надюшка. - По истории мы нового ничего не проходим. Так, повторение пройденного...

- И что же вы сейчас повторяете из пройденного?

- По истории? Отечественную войну сорок первого - сорок пятого годов.

- И как?

- Что - как? - не поняла Надюшка. - Что - как? - повторила она почти испуганно. Видимо, все случившееся всерьез озадачило и взволновало ее.

- Как она, Лидия Викторовна, объясняет вам то самое пройденное? Хоть интересно, например, тебе?

- Н-нет! - призналась Надюшка. - Как в учебнике... Это мы и сами можем прочитать... Ты только... Папочка! Не говори, пожалуйста, маме! Да?

- Ладно, не скажу, - пообещал я. - А насчет повторения пройденного...

ГОД 1940-й

Это был дом в тихом московском переулке. Очень шумный, беспокойный дом в очень тихом переулке у Кировских ворот. Не знаю, может быть, и верно, что когда-то, давным-давно, до революции, он принадлежал какому-то знаменитому московскому купцу, торговавшему чаем. Это нас не волновало. Мы знали другое: вот уже почти четыре года этот дом был заветной несбыточной мечтой московских мальчишек и девчонок. Несбыточной потому, что он был единственный в Москве, и даже, может быть, во всей стране. И попасть в него было труднее трудного.

А мы попали. И мы ходили сюда, как в свой дом. Мы были горды и счастливы необыкновенно...

- Мальчик, а мальчик! Подожди!

Я остановился. В коридоре ко мне подбежала девчонка, ниже меня ростом, без пионерского галстука. Я еще удивился: "Почему без галстука?" В Дом пионеров все приходили с галстуками, если не считать взрослых и самых старших ребят.

- Это твои стихи в "Пионерке" вчера напечатаны?

- Да, а что?

И в самом деле - что? Вчера стихи в "Пионерке" - верно. И на той пятидневке были стихи. И в прошлом году. И в позапрошлом. Я уже три года печатаюсь. На то и деткор!

- Нет, мне просто сказали. Хорошие стихи. Только - не сердись! - там рифма одна плохая, по-моему: "тогда" и "вождя". Я сразу заметила и вот хотела...

Так все началось. А может, чуть позже, когда мы случайно вышли из Дома пионеров вместе. Она спросила, где я живу, и я соврал на всякий случай, что далеко, хотя жил совсем рядом. Мы больше часа шагали по Москве. Шли в сторону ее дома. И потом я еще раз соврал, когда сказал, что учусь не в шестом, а в восьмом классе. Хорошо, что она не спросила, сколько мне лет. Я бы не мог ей признаться, что мне тринадцать. Правда, только до лета. Летом будет четырнадцать.

В общем, что говорить: возраст трагически подводил меня. Школа ладно! Но и в Доме пионеров, в литературной студии, которая состояла из трех кружков - младшего, среднего и старшего, - мне была уготована честь находиться в младшем...

Все это было весной. И ей исполнилось уже (уже!) шестнадцать лет. А осенью ей будет семнадцать. Она училась в девятом классе. И, может быть, поэтому она еще больше мне нравилась.

В Доме пионеров было интереснее, чем в школе.