Дело Сен-Фиакр   ::   Сименон Жорж

Вот уж это будет букет, так букет!

В трактире Мари Татен погасла единственная лампа. Там несколько мужчин угощались ромом. Автобус на Мулен собирался отъехать, и был полупустой.

- Она этого не заслуживает! - задумчиво проговорил граф.

- Кто?

- Матушка!

В этот момент в нем, несмотря на рост и возраст, промелькнуло что-то детское. Казалось, что он готов заплакать.

Оба сделали уже несколько сотен шагов, то доходя до пруда, то разворачиваясь обратно.

- Скажите, комиссар! Ведь не возможно, чтобы её убили... или я тогда не могу объяснить себе...

Мегрэ в этот момент так сильно задумался, что совершенно забыл о спутнике. Он все прокручивал в уме детали первой мессы.

Графиня на своей скамье... К ней никто не приближается... Она причастилась... Становится на колени, закрыв лицо руками... Открывает молитвенник... Опять закрывает лицо руками...

- Вы позволите, я ненадолго отлучусь?

Мегрэ поднялся на паперть, вошел в церковь, где ризничий готовил алтарь к мессе с певчими. Звонарь, грубый крестьянин, обутый в старые, подбитые гвоздями башмаки, подравнивал стулья.

Комиссар сразу направился к полированным скамьям, наклонился, потом окликнул церковного сторожа, который тут же обернулся на зов.

- Кто забрал молитвенник?

- Какой молитвенник?

- Молитвенник графини... Он оставался здесь...

- Вы так считаете?

- А ну, поди-ка сюда!.. Так ты не видел молитвенника, который здесь лежал?

- Я?

То ли он был идиот, то ли прикидывался. Мегрэ занервничал. Тут он заметил Мориса де Сен-Фиакр, который уже был в глубине нефа.

- Кто подходил к этой скамье?

- Во время семичасовой мессы это место занимала жена доктора...

- Я полагал, что доктор не верующий.

- Он-то может быть. Но его жена...

- Ладно! Объявите в деревне, что тот, кто принесет мне этот молитвенник, получит приличное вознаграждение.

- В замок?

- Нет, к Мари Татен.

Выйдя наружу, они снова зашагали рядом.

- Я ничего не понял в этой истории с молитвенником.

- Речь шла об остановке сердца, так ведь?.. А это может быть вызвано сильным потрясением... Все случилось почти сразу после причастия, то есть после того, как графиня открыла молитвенник... Предположим, что в нем...

Но молодой человек обескураженно покачал головой.

- Не могу себе представить, чтобы какая-то новость была способна до такой степени взволновать мою мать... Впрочем, это должно бы было оказаться столь гнусным...

Дышал он с трудом. Взглянул помрачневшим взором на замок.

- Пойдемте, выпьем чего-нибудь!

Но направился не к замку, а к трактиру, где его появление вызвало суматоху. Четверо селян, которые сидя чинно выпивали, сразу как-то стушевались. Они поздоровались с ним уважительно, но боязливо.

Мари Татен выбежала из кухни, пряча руки под фартуком, и сразу забормотала:

- О! Месье Морис... Мне очень жаль... Бедная наша графиня....

И она, только подумать! заплакала. Впрочем, она, должно быть, плакала всегда, когда умирал кто-нибудь в деревне.

- Вы ведь тоже были на мессе, так ведь? - обратилась она к Мегрэ. Как только я представлю, что никто ничего не заметил... Мне все рассказали...

Всегда чувствуешь себя неудобно в подобных случаях, когда проявляешь меньше горя, чем люди, которые вообще бы должны быть безразличными.

Морис выслушивал соболезнования, пытаясь для приличия скрыть свое нетерпение. Потом сам взял с полки бутылку рома и наполнил пару стаканов. Когда он сделал первый глоток, плечи его задрожали, и он сказал Мегрэ:

- Боюсь, что я простыл сегодня утром...

- По-моему, здесь все простудились, месье Морис...

И, обращаясь к Мегрэ:

- Вы тоже должны поберечь себя! Я слышала, как вы кашляли ночью...

Крестьяне ушли. Печурка раскалилась до красна.

- И надо же, чтобы это случилось в такой день, как сегодня! бормотала Мари Татен.