Семь фунтов брамсельного ветра (фрагмент)   ::   Крапивин Владислав

И голоса диспетчеров в динамиках такие, что порой можно разобрать слова: "Две цистерны - на седьмую!.. Осторожно, по третьему пути следует пассажирский!.."

Наш трехэтажный кирпичный дом на улице Машинистов стоит в пяти кварталах от станции "Сортировочная-2". Почему она "два" и где находится "один", для всех загадка. Впрочем, никто не ломает голову, привыкли. Станция большая и знаменитая. Особенно известной она стала после того, как на подступах к ней рванули два вагона с тротиловыми шашками для горных работ. Столкнулись со встречной цистерной и шарахнули.

Меня в ту пору еще на свете не было, а Илюхе шел четвертый год, и он, к счастью, в те дни жил на детсадовской даче. По всем зданиям в окрестных кварталах пошли тогда трещины, кое-где обвалились балконы. И лишь наша старая трехэтажка, которую строили еще в сороковых годах прошлого века пленные немцы, устояла без повреждений, только рамы со стеклами повылетали. В наше окно влетел костыль с рельсовых путей, свистнул через большую комнату и открытую в коридор дверь, воткнулся в косяк у вешалки. Так воткнулся, что папа не смог вытащить. Махнул рукой: пусть торчит на память о грозном событии. Скоро папа привык вешать на костыль шинель и фуражку.

Этот квадратный стержень с загнутым концом торчит у косяка и теперь, только никто ничего на него уже не вешает...

В дверной щели был заметен свет. Это значит, мама еще не выключила свою лампу и лучи сквозь приоткрытую дверь большой комнаты падают в коридор. Наверно, мама лежит с книгой. Но, скорее всего она не читает а думает про Илюху. Тревожится.

Не про то, как он сегодня там, у друга Толика, а вообще...

2

Я тоже стала думать про брата.

Я его люблю. Иногда мы спорим и ссоримся, но чаще всего это не по правде. Илюха добрый человек, хотя порой и норовит изобразить из себя этакого взрослого наставника - снисходительного и насмешливого. В конце концов, что тут такого?

Ведь он действительно старший и, к тому же, знает все на свете.

Лучше всего Илья разбирается в компьютерах (а я в этом деле "ни бум-бум"). До недавнего времени у нас дома был компьютер. Папин. Вернее, казенный. Когда папа стал работать в газете "Городские голоса", компьютер ему выдали в редакции. А когда папы не стало, редакция оставила эту "систему" Илье. Сказали: "На память об отце". На этой памяти Илья и осваивал "премудрости виртуальных миров" (это он так говорит). Но в конце концов система устарела. Тем более, что еще в редакции она была не из новых. Илья все чаще заводил разговор, что "это уже не машина, а экспонат, прошлый век". И наконец разобрал компьютер на детали. Мама ахнула:

"Как ты посмел! Это же папин!" Илья сказал, что пусть лучше папин компьютер продолжает приносить пользу людям - хотя и в разобранном виде, чем пылится в углу простой грудой железа. Детали он унес к Толику Гаевскому, где они монтировали какой-то современный "суперкомплекс".

Мама всплакнула, но больше упрекать Илью не стала. Потому что он, скорее всего, был прав. В самом деле, компьютерная наука требует постоянного технического роста.

Когда Илья кончил школу, все (и мы с мамой) были уверены, что он пойдет учиться на инженера-программиста. А он взял да и подал документы на философский факультет. Мама опять ахнула: "Ты с ума сошел? Зачем тебе это? Все говорят, что ты компьютерщик от Бога!"

Илюха объяснил, что хитрости программирования и компьютерной техники он в состоянии постигнуть сам. А философия нужна, чтобы "попытаться в максимальной степени освоить общие закономерности многослойных виртуальных пространств, которые все активнее вторгаются в мир нашего привычного трехмерного бытия и стараются подчинить его своим правилам".

- Кроме того, - добавил брат, - на философский поступить легче. Там декан - классный мужик, взяток не берет.