Сигнальщики и горнисты   ::   Алексин Анатолий

Она часто ставила меня в безвыходные условия.

- Ты очень возбужден, - глядя в кастрюлю, сказала мама. - Чувствую по дыханию.

- Беседовал с Валькой Гнедковым...

- Сильнодействующий раздражитель!

- Он сказал, что Таня Ткачук погибла не на войне. А на крыше.

- На крыше тоже была война. - Мама оторвалась от диетического бульона. - Она сбрасывала зажигалки и была смыта... взрывной волной. Если бы не она, мы бы с Валькиным отцом могли задохнуться в бомбоубежище. Два соседних дома сгорели дотла. Теперь на их месте сквер.

- А Валька ехидничал, пританцовывал... Может, вернуться во двор и вмазать ему как следует?

Мама покачала головой:

- Победи его мирными средствами. Что у тебя в руках? Письма?..

- Старые, еще довоенные. Я пообещал Надежде Емельяновне найти бывших мальчишек, которые присылали их Тане. Узнать о них: где живут и кем стали. А как узнать - сам не знаю. Обратных адресов нет. Имен и фамилий тоже.

- Всего три письма? - удивилась мама.

- Да что ты! Весь стол завален... Но эти обещали пожертвовать ради Тани жизнью.

- Закономерно. И справедливо! - сказала мама. - Это была самая красивая девочка во всей школе. Может быть, и в районе! Как встречу начинающих красоток, обязательно с Таней сравниваю. Нет, не тянут! Я была на полтора года моложе... Увижу, бывало, ее - на корточки приседаю. А что делалось с мальчишками, воображаешь? Они и приседали и вскакивали... Одним словом, непременно себя в ее присутствии проявляли.

- И наш Андрюша?

- Тоже старался. Но особенно проявил себя потом... после... Как только она погибла, на фронт ушел. Ему едва семнадцать исполнилось. Мог бы год подождать. А знаешь, что такое год на войне? Но Андрюша и одного дня ждать не хотел.

- Значит, он, может быть, из-за нее... и погиб?

- Я могла бы так думать. Но не хочу!

Мама вытерла полотенцем руки, взяла конверты и долго разглядывала их, то приближая к глазам, то удаляя от глаз, точно это были картины.

- Довоенные штемпели, - сказала мама. - Другой шрифт. Все по-иному... Так и вижу на плите примусы вместо конфорок! - Мама вернулась к современности и выключила газ. - Как же ты будешь искать?

- Надо, я думаю, прочитать письма и по их содержанию...

- Тебе, что ли, писали? - перебила она.

- А как же тогда?

- Есть живые свидетели. - Она задумалась, накрутила на палец свою мальчишескую челку. - Вернее, свидетельница.

- Она сможет определить?

- Сможет. По инициалам... И, безусловно, по почеркам!

- Через столько лет? Ну, это ты...

- Сможет! Андрюша говорил: "Екатерину Ильиничну не обманешь. Она каждого из нас по почерку знает: в прямом и переносном смысле".

- Кто это?

- Их классная руководительница. Живет близко... Через дорогу. Прогуливается по вечерам, вышагивает по переулку согласно моим предписаниям. Чтоб не вступать в конфликт с организмом! Помню, какой она молодая была... Уже тогда в характерах разбиралась. Сама ученикам прозвища придумывала. Ничего себе? И всегда снайперски точно! Так приклеивала, что если владельцу прозвище и не нравилось, отодрать было невозможно.

- А как она Андрюшу прозвала?

- Горнистом.

Я сравнивал фотографию на стене с женщиной, которая стояла рядом.

- Величественно я выглядела, не правда ли?

- Выглядели, - ответил я с детской прямолинейностью, которую не всегда умел вовремя обуздать.

- У нас с тобой родственные манеры, - сказала Екатерина Ильинична. - Я тоже не подвергаю фразы предварительной обработке.

- Мой дядя рассказывал...

Она перебила:

- Знаешь, как Андрюша именовал меня? Прости, но дядей я его называть не могу.

- И я... первый раз назвал.

- Он именовал меня классной руководительницей. Делал ударение на первом слове - и оно становилось оценкой. Теперь руководить некем.