Уроки любви   ::   Уилсон Жаклин

Он слишком красивый! Я его сохраню навсегда!

При этом пухлые пальчики Грейс уже развязывали ленточку и срывали с зайца целлофан. Она в восторге понюхала сливочные ушки.

– Ой, как чудесно пахнет!

– Ну так ешь его, дурочка! Он же для этого и сделан!

– Не могу! А может, мне съесть морковку? Не хочу его портить. А может, я лизну ушко, чтобы узнать, какой он на вкус?

– Давай-давай!

Грейс высунула язык и лизнула. Потом еще раз и еще, и еще. А потом к языку сами собой присоединились зубы, и шоколадный зайка в минуту остался без ушей.

– О-о! – блаженно вздыхала Грейс.

Потом она включила фонарик – и увидела, что наделала.

– О-о! – простонала она уже другим тоном.

– Да все нормально, ты просто доедай его скорее. Он же для этого.

– Я его испортила! Ну почему я такая обжора? Смотри, какая у него теперь страшная дырка в голове!

– С зайцем все в порядке.

– Ничего не в порядке! Хочу, чтобы он снова стал целым! – Похоже было, что Грейс сейчас разревется.

– Ну что ж, уши его у тебя в животе. Если ты быстренько отправишь туда и все остальное, может, оно и склеится обратно, как пластилин. Тогда заяц окажется весь целиком у тебя в животике, это будет его личная нора.

Грейс неуверенно хихикнула и взялась за шоколадную голову. Мне она предложила переднюю лапу, решив, что с тремя лапами заяц в своей личной норе обойдется. Но я так живо представила его, что мне тоже стало немного не по себе. Как будто мы вздумали съесть настоящего домашнего зайку.

– Доедай уж своего зайца сама, Грейси, – сказала я.

– До чего же вкусный! – произнесла она невнятно с набитым ртом. – А когда ты его купила? – Она замерла. До нее вдруг дошло. – Где ты взяла деньги?

– Эй, потише!

– Я шепотом!

Тут мы услышали, как открылась дверь родительской спальни. Мы затаили дыхание. Я выключила фонарик, а Грейс перелезла в свою кровать. Раздались шаги – шарканье и хлопанье старых шлепанцев.

– Все в порядке, это мама, – прошептала я.

Мы слышали, как она прошла по коридору мимо нашей спальни и спустилась по лестнице на первый этаж, над магазином. Ступеньки скрипели при каждом ее шаге. Мама у нас увесистая женщина.

Мы услышали, как она прошла на кухню и открыла дверь холодильника.

– Она, видно, тоже решила устроить себе ночной пир, – пробормотала я.

– Все равно не такой, как у меня! – шепнула Грейс, откусывая еще кусочек.

Мама поднялась обратно, теперь уже медленнее, тяжело дыша.

– Может, мне оставить кусочек для мамы? – спросила Грейс.

– Нет!

– Она обожает шоколад.

– Ш-ш-ш!

– Я бы ей утром отдала, – настаивала Грейс.

– Тихо ты, а то она услышит!

Поздно. Шаги остановились у нашей двери.

– Девочки, вы что, не спите?

– Спим! – откликнулась идиотка Грейс.

Мама открыла дверь и вошла в комнату.

– Вам уже сто лет пора спать. – Она подошла к кровати Грейс и склонилась над ней. – С тобой все в порядке, детка?

– Да, мама, – ответила Грейс.

– А с тобой, Пруденс?

– Все отлично, – пробормотала я, зевая, чтобы притвориться сонной.

– Мам, ты что, проголодалась? – спросила Грейс. – Мы слышали, как ты ходила на кухню.

– Я несу папе стакан молока. Он что-то неважно себя чувствует. У него опять это странное головокружение. – Голос у мамы был очень встревоженный.

– Сходил бы он к врачу, – сказала я.

– Ну, ты же знаешь папу, – ответила мама. – Пруденс, поговорила бы ты с ним, а? Когда он будет в хорошем настроении. Тебя он, может быть, и послушается.

Я скорчила гримасу в темноте. Ненавижу быть папиной любимицей. Тем более что толку от этого никакого. Если он чего-то не хочет, я его не уговорю. Его никто не уговорит.

– Ладно, попробую сказать ему про врача, – пообещала я, – но не думаю, что это подействует.

– Спасибо, детка, откликнулась мама. – Ну ладно, спокойной ночи.