В тылу как в тылу   ::   Алексин Анатолий

- Осторожней, здесь мальчик! - предупредила мама. Ей не возразили. Но и учесть ее просьбу никто не мог. Меня сжимали и утрамбовывали "на общих правах": мест для пассажиров с детьми в крытой машине не было.

Я подумал, что нужно будет вообще забыть о своем возрасте. Взять и забыть...

Но мама не хотела, чтобы я забывал. В холодном бараке, который обогревался еле мерцавшими печурками, она превратила наш сундук в стол и сказала:

- Здесь ты будешь делать уроки!

Сказала властным голосом начальника стройконторы, потому что меня нужно было встряхнуть и убедить, что все продолжается.

"Комнаты" отделялись одна от другой простынями, бывшими скатертями или портьерами, прикрепленными к веревкам, как выстиранное белье.

Мама узнала, где находится школа, и повела меня туда сразу же, на рассвете следующего дня.

- Ты и так уж отстал от класса! - с упреком сказала она. Будто я отдыхал где-нибудь в пионерлагере или наслаждался выдуманными болезнями, как это бывало в мирное время.

Наше новое местожительство было на берегу уральской реки, названия которой я раньше не знал.

Оборонный завод напоминал человеческий организм, атакуемый перегрузками, но неослабевший: его сердцебиение было слышно всему городу днем и ночью. Вместо кислорода он вбирал в себя электроэнергию, а выдыхал пар и дым. Ему некогда было думать о своем внешнем виде: одежда выцвела, поизносилась.

Мощность этого организма строители должны были увеличить во много раз и в немыслимо короткие сроки. Завод окружали дома из некогда красного, закопченного кирпича; вросшие в мокрую грязь одноэтажные бараки; клуб, называвшийся Домом культуры, и школа, где учились в три смены.

На школе висел плакат "В тылу как на фронте!".

- Ты понял? - спросила мама. - Хотя вообще-то я не люблю этого лозунга: все-таки фронт - это фронт, а тыл - это тыл.

- Но всюду пишут... - попробовал возразить я.

- Мы в отличие от отца, - тоном начальника стройконторы перебила мама, - прибыли в зону безопасности. Чтобы ты мог учиться. В том числе и для этого... Ты понял? Мне некогда будет напоминать.

Маме стало некогда уже с двенадцати часов дня. Ее вызвали в стройуправление и назначили "инженером - руководителем по комплектации и восстановлению оборудования". Название маминой должности было таким длинным, что я испуганно спросил:

- А что это значит?

- Ничего особенного, - ответила мама. - Приходят эшелоны с оборудованием. Надо пристроить его в старых цехах или под навесом, пока не построим новые.

- Каторжная работа, - раздался мужской голос из-за старого, облысевшего ковра с озером и двумя лебедями, отделявшего нас от соседей.

- А вы были на каторге? -спросила мама.

- Пока что не приходилось.

- Откуда же вам известно?

Мама не любила паниковать.

- Да уж знаю! - монотонно настаивал голос из-за озера с лебедями. Правда, дают кое-что пожевать за вредность производства.

- Вот видишь, - сказала мама. - Во всем есть свои светлые стороны.

Она их по крайней мере умела отыскивать.

- Мне придется редко бывать дома, - сказала она через несколько дней. - Эшелоны приходят один за другим. Так что приглашай в гости товарищей. Или товарища... Чтоб не соскучиться.

У нее самой был один только друг. Тот, которого ей подкинули в строительном институте.

- Его и здесь подбросили в мою группу, - сообщила мне мама.

- На каторжную работу? Разве он выдержит?

- Мы с вами в зоне полнейшей безопасности: спим в постели, нас не бомбят. В тылу как в тылу! - ответила она.

- Я хотел сказать... что Подкидыш очень худой.

- А в окопах только богатыри?

Мама вынула из сумки котлеты, завернутые в местную многотиражку: бумагу достать было трудно.

- Вот видишь, дополнительное питание. За вредность производства.