Дело одноглазой свидетельницы   ::   Гарднер Эрл Стенли

Она начала отсчитывать сдачу.

— Не нужно, — мягко улыбнулся Мейсон.

— О, вы… так щедры.

— Не стоит благодарности.

— Вы так добры… Такая сумма…

— В чем дело? — перебил Мейсон и внимательно поглядел на нее. — Вам ведь всегда дают чаевые.

— Десять, пятнадцать центов, самое большее двадцать пять, — сказала девушка, и ее глаза вдруг наполнились слезами.

— Э, подождите-ка минутку, — сказал Мейсон. — Что это вы?

— Простите меня. Я так расстроена, так истерзалась, а вы были так добры со мной, и я… Я уж и сама не знаю, что делаю…

— Да вы присядьте, — сказала Делла Стрит.

— Нет, нет, меня уволят. Я не имею права сидеть с покупателями. Я…

Мейсон увидел, что ее лицо подергивается от волнения и слезы тоненькими струйками стекают по щекам, оставляя полоски на гриме.

— Ну, вот что, — сказал он. — Садитесь.

Он поднялся, подал стул девушке, и, чуть поколебавшись, она пододвинула стул так, чтобы можно было присесть на него, держа поднос на коленях.

— А теперь, — сказал Мейсон, — вам нужно выпить рюмку бренди и…

— Нет, нет, пожалуйста. Я не могу. Пить с покупателями нам не разрешают.

— Да что у вас случилось? — спросил Мейсон. — Неприятности на работе?

— Нет, нет. С работой все в порядке. Это чисто личное, и вообще давнишняя история. Но временами вдруг подступит к сердцу… — Она запнулась и, повернувшись к Делле, с надрывом заговорила: — Ваш муж не поймет, зато вы сможете понять. Вы женщина, и вам знакомо чувство матери к ребенку.

— А что с вашим ребенком? — спросил Мейсон.

Она покачала головой.

— Как глупо, что я навязываюсь к вам со своими делами. Будьте добры, сделайте вид, будто что-то выбираете на моем подносе. Наш шеф может рассердиться.

Делла Стрит начала перебирать уложенные на подносе мелкие сувениры и безделушки.

— Продолжайте, — сказал Мейсон.

— Вообще-то нечего рассказывать. В конце концов, все не так уж плохо. Наверное, мой ребенок в хороших руках. Мне только хотелось бы знать. Ой, как хотелось бы…

— Что знать? — спросил Мейсон.

— Где моя дочка. Видите ли, все это очень сложно и запутанно. Я… во мне есть примесь японской крови.

— Да что вы?

— Правда. Вы, может, не заметили этого, но если внимательно поглядеть, видите, какие у меня глаза и скулы.

Мейсон пристально всмотрелся в ее лицо, потом кивнул и сказал:

— Да, вижу. Я сразу подумал, что в вас есть что-то экзотическое. Теперь я понял, в чем дело. У вас явно восточный тип лица.

— У меня ведь только небольшая примесь японской крови, — сказала девушка. — А вообще-то я американка. Такая же, как и все остальные. Но люди, знаете, как относятся к этому? Для большинства я — японка, и весь разговор. Отверженная, чужая…

— Ну, а что с вашим ребенком? — спросил Мейсон.

— У меня есть дочка.

— Вы замужем?

— Нет.

— Продолжайте.

— Ну вот. У меня есть ребенок, а отец ребенка украл у меня мою дочь. Он продал ее. Когда я узнала, что какие-то чужие люди хотят удочерить мою девочку, я была вне себя. Чего я только ни делала, стараясь выяснить, что же это происходит и как мне быть, но ничего не смогла сделать.

— А тот человек, который похитил вашу дочь, и в самом деле ее отец? — спросил Мейсон.

Девушка на мгновение замялась, опустила глаза, потом подняла их и взглянула прямо к лицо Мейсону.

— Нет, — призналась она. — Ее отец умер.

— Почему же вы не пытаетесь разыскать вашу дочь? — спросила Делла Стрит.

— А что я могу сделать? Разве станет кто помогать японке, да еще если у нее денег ни гроша? А у меня ничего нет. Я даже не знаю, где моя девочка, но я уверена, кто-то ее удочерил. Тот человек, который выдал себя за отца и подписал все бумаги, исчез.

— Сколько лет вашей девочке? — спросил Мейсон.

— Сейчас ей бы исполнилось четыре года.