День, когда умер Сталин   ::   Лессинг Дорис

Мне это показалось странным, особенно потому что женщина нагнулась вперёд над плечом мужчины и скрипучим голосом попугая изрекла:

– Если ты выкинешь мою золотую рыбку, я скажу хозяйке квартиры, и она выкинет тебя самого. Я тебя уже предупреждала.

У мужчины был вид промокшей, смятой, серой шляпы. Он смотрел перед собой и кивал в такт автобусу.

Женщина сказала:

– На моей рыбке завёлся грибок. Ты думаешь, я не знаю, откуда он взялся?

Вдруг мужчина заговорил высоким убеждённым голосом:

– Они там, эти рыбки, в глубинах моря, все они там. Мы взрываем их бомбами, и нам не будет за это прощения. Нет, не будет нам прощения за то, что мы взрываем этих несчастных крохотных рыбок.

Женщина ответила примирительно:

– Я об этом думала.

Потом она поднялась с кресла сзади и села рядом с ним. Я знала, что этот день на чём-нибудь сорвётся, но подслушанный разговор совсем расстроил меня, и вздохнула с облегчением, когда тётушка Эмма вернула всё в привычную колею:

– Послушайте, раньше таких людей просто не было. Это всё из-за правительства лейбористов.

– Мама, – сказала Джесси. – Сегодня у меня нет никакого настроения разговаривать о политике.

Наконец, мы доехали и сошли с автобуса. Тётушка дала кондуктору девять пенсов за троих, которые он взял без возражений.

– К тому же, они совершенно неэффективны, – продолжила тётушка.

Накрапывал дождик, и было довольно зябко. Мы пошли вверх по улице, сдвинув головы под зонтиком тётушки.

Тут мне бросился в глаза крупный заголовок на газетном стенде: «Сталин при смерти». Я остановилась, и зонтик запрыгал дальше без меня. Я давно знала этого продавца и спросила:

– Хорошо продаётся с таким известием?

– С ним это должно было случиться. Как жил, я думаю, так и случилось. А крепкий был, как бульдозер.

Он перегнул газету и протянул мне.

– Я смотрю, в такой жизни нет ничего хорошего. Сидячая жизнь. Читает отчёты и сидит на собраниях. Моя работа мне вот чем нравится: много свежего воздуха.

Джесси и тётушка Эмма остановились, пройдя несколько шагов, и, прижавшись друг к другу под зонтиком, смотрели на меня.

– Что случилось, деточка? – крикнула тётушка.

– Разве не видишь, что она покупает газету? – сердито объяснила Джесси.

Газетчик сказал:

– Сейчас, когда он помрёт, там много поменяется. Меня особенно не волнует, что там у них делается, но, кажется, они не очень привыкли к демократии. Я имею в виду, если люди чего-то не знают, то и не замечают, что этого у них нет.

Я поскакала под дождём к зонтику.

– Сталин при смерти, – сообщила я.

– Откуда ты взяла? – подозрительно спросила тётушка.

– В газете написано.

– Слышала сегодня утром, что он заболел, но не поверю, пока не увижу собственными глазами.

– Мама, не говори глупости, как ты можешь это увидеть? – спросила Джесси.

Мы шли вверх по улице.

– Ты не думаешь, что Джесси нужно купить хорошее выходное платье? – спросила тетушка.

– Мама, – вмешалась Джесси, – разве ты не видишь, что она расстроена? Для неё это то же самое, как для нас, если бы умер Черчилль.

– Ну, что ты несёшь! – воскликнула шокированная тётушка и застыла на месте.

Спица зонтика царапнула Джесси по голове, и она ойкнула.

– Да закрой ты, наконец, этот зонтик! Разве не видишь, что дождь кончился? – раздраженно сказала она и потёрла пробор.

Тётушка дёргала и толкала зонтик, пока он, наконец, не сложился, а Джесси взяла его и скатала в трубочку. Тётушка покраснела, нахмурилась и окинула меня сомневающимся взглядом:

– Ты не хочешь выпить чашку хорошего чая?

– Тогда Джесси опоздает.

Мы были уже у дверей фотографии.

– Я так надеюсь, что ему удастся передать выражение лица Джесси, – сказала тетушка. – Никому ещё не удалось по-настоящему уловить её взгляд.

Джесси сердито поднималась впереди нас по шикарной лестнице с розовато-лиловыми в полоску обоями. Сверху долетел аккорд Стравинского. Джесси властно распахнула дверь и вошла.