Генерал Симоняк   ::   Стрешинский М П

Витя, как все ребятишки его возраста, ни на минуту не давал покоя отцу. Николай Павлович терпеливо отвечал на его вопросы, объяснял, какие тут корабли, что за острова видны на горизонте.

- Потеплеет, на катере туда прокатимся, - обещал отец.

Домой возвратились в сумерках. Александра Емельяновна приготовила ужин, а Зоя, увидев отца, начала накрывать на стол.

Семья к Симоняку только что приехала. Сразу стало уютнее в комнатах, появились занавески на окнах и цветы на обеденном столе.

Городок Ханко, чистенький, зеленый, раздольно раскинувшийся на побережье, пришелся по душе Александре Емельяновне. Детям здесь хорошо, настоящий курорт.

- И десятилетка, говоришь, открывается? - спрашивала она мужа. - Значит, Раиса, может школу здесь кончать. Как ей там одной в Ленинграде жить?

Жена, бывало, взглянув на мужа, сразу угадывала его настроение, но сегодня она почему-то не замечала озабоченности Николая Павловича. Может быть, ей просто хотелось провести спокойно этот весенний вечер, пропитанный запахами моря и трав.

Не заговорил о том, что его волновало, и Николай Павлович. Скромное желание у жены: жить вместе всей семьей. Но суждено ли этому сбыться?

Обстановка, которая складывалась в мире, настораживала. Пламя новой войны всё более разгоралось в Европе. Только на востоке, у советских границ не гремели орудия. Некоторым казалось, что так оно будет и дальше, что война сюда не дойдет. Всякое иное мнение эти недальновидные люди считали крамолой.

Буквально сегодня у Симоняка был неприятный разговор в политотделе. Секретаря партийной организации Лейтмана один из политработников обвинил в неправильной трактовке международной обстановки. Как-то на лекции ему задали вопрос:

- Вы считаете, что скоро у нас может начаться война?

- Не удивлюсь, если завтра встанем по боевой тревоге.

Лейтмана пробирали с песочком. Говорили, что он высказывает недоверие к политике правительства, нервирует, будоражит людей.

Политрук упрямо стоял на своем. Мир не от нас одних зависит. Нельзя убаюкивать бойцов. Мы, военные, обязаны быть наготове.

Симоняк сидел молча, насупив густые брови, и время от времени покачивал головой. Потом встал, подошел к Лейтману.

- Слушай, политрук, иди и спокойно работай. - Он повернулся к работникам политотдела: - Зря навалились на человека. Дело он говорит...

Политрук ушел, но разговор о нем продолжался. Розовощекий батальонный комиссар, вытащив из ящика стола коричневую папку, спросил:

- А вам, товарищ полковник, всё известно о Лейтмане? И то, что имел строгача за политическую слепоту? Ведь он долгое время работал рядом с врагом народа и не разоблачил его.

- Выговор-то с него сняли. И воевал он хорошо, орденом награжден. Коммунисты ему верят, избрали секретарем. Думаю, что не ошиблись. А рассуждает Лейтман как настоящий армейский большевик.

Вскоре Симоняк попросил зайти к нему полкового комиссара Романова, своего заместителя по политической части.

Медленно расхаживая по комнате, откровенно высказал волновавшие его мысли. Нельзя настраивать солдат и командиров на спокойную, безоблачную жизнь. Это разоружает людей. Надо, чтоб каждый чувствовал себя здесь не курортником, а солдатом. Верно - с Германией у нас заключен пакт. Но разве можно верить фашистам? Сегодня они прикидываются друзьями, а завтра, чего доброго, попытаются всадить нож в спину...

- Могут, - согласился Романов, - и уж, конечно, нам, гарнизону Ханко, нельзя об этом забывать!

2

План Барбаросса - план молниеносной войны Германии против Советского Союза - разрабатывался в глубокой тайне. По приглашению Гитлера в Германию несколько раз ездил начальник финского генерального штаба Хейнрикс. И в Хельсинки зачастили инспектора вермахта. Их паломничество началось еще летом 1940 года.